Олег Говда - Рыцарь

Но теперь я поспевал.

– Замри!!! – прикрикнул на девушку, а в следующую секунду зверь очутился рядом с нами.

Тур атаковал жертву в красном, не обращая внимания на воина. Но я был наготове и в последний момент ловко выхватил помертвевшую девушку из-под удара себе за спину. Тур хрипло заревел и опять изготовился для атаки. Но второго шанса ему уже не дали. Зазвенели тугие тетивы, и добрый десяток острых стрел, которые пробивали насквозь даже металлические кольчуги, прорвались сквозь шкуру и мощные мышцы к сердцу лесного исполина, – и жизнь зверя оборвалась. Могучий тур попытался сделать еще несколько неуверенных шагов, но зашатался и рухнул.

А рядом с ним умирал Добрило. Единственный удар рогами, доставшийся ему, смял тело сильного молодого мужчины, как бумагу.

Я привел в чувство полуобморочную девушку и передал ее в руки подруг, а сам подошел к Добриле. Воин еще дышал, но говорить уже не мог, и глаза его уже не видели солнца. Остальные ратники пытались как-то облегчить последние минуты умирающему, но Добрила уже ни в чем не нуждался.

– Дурень… – прошептал неожиданно Бренко, младший десятник.

– Ты чего это? – удивился Любомир. – Кто?

– Добрило… – ответил тот. – Зачем бил по морде? Надо было вонзить меч в бок! И тура убить мог, и сам бы уцелел!

– Он слишком спешил… – объяснил я. – И думать ему было некогда… Не надо осуждать, Добрило погиб как герой! Не напрасно и славно… Спасая чужую жизнь.

– Все, господин сотник, – отозвался кто-то из ратников. – Добрилы больше нет с нами…

– Что ж, воздадим ему последние почести. Бренко, готовьте тризну.

Калинка что-то лепетала мне вслед, наверняка рассыпаясь в благодарностях, но я не хотел принимать на себя чужую заслугу. Все эти слова надо было адресовать покойному, и я очень надеялся, что душа его, покидая тело, их услышит. Я даже взглянул мельком на небо, словно хотел увидеть на нем еще одного белого журавля.

Чтоб развеяться от неприятных мыслей, я пошел к наваленному в кучу награбленному разбойниками добру. В общем, ничего интересного там не было. Да и не могло быть – лесной хуторок не торговый город. Странно, что у крестьян вообще нашлось что-то помимо самого необходимого в хозяйстве. Особняком от общей кучи, ближе к костру, похоже, харцызы намеревались их сжечь, лежало три книги. Вернее – инкунабулы, вспомнил я более соответствующее название. Огромные, тяжелые, с деревянными обложками… Как они вообще оказались в деревеньке? Открыл с любопытством одну и тихонько ругнулся… Озаботившись дать мне устную речь, Арагорн проигнорировал письменность. Наверно, считал, что витязю излишняя грамотность лишь помеха. М-да… То, что я видел на страницах, больше напоминало иллюстрацию в самоучителе ручного вязания, нежели текст. Сплошные петли да закорючки. И хоть бы одна иллюстрация… Жаль, с комиксами было бы проще.

Открыл вторую книгу – те же пироги с котятами… А, может, это и есть та подсказка, о которой намекал господин божественный профессор? Типа, научусь читать, пойму конъюнктуру рынка. А что, вполне возможно… Кто владеет информацией, тот владеет миром.

Третью инкунабулу, в отличие от прежних двух, обтянутую тонкой, изрядно потертой кожей, я открыл машинально, где-то на середине.

«…нѣобработаний алмазъ установiтѣ в дѣржатѣлѣ так, чтобъ свѣтъ отъ свѣчi…»

Чего?! Я мотнул головой, прогоняя наваждение. Неужто Арагорн подсуетился, чтоб я зря время не терял на получение второго образование. Устранил, так сказать, замеченные приемной комиссией недоделки? Быстро открыл первую книгу – петли и крючочки? Вторую – то же самое. Открыл титульный лист последней и с некоторым трудом, узнавая не все буквы, прочитал:

«Трактатъ о наукѣ iспользованiя «Слѣзъ Творца» для созданiя пѣчатi «Очiщѣнiя душi i Iсцѣлѣнiя тѣла», а такжѣ многiхъ другiхъ, полѣзныхъ амулѣтовъ i талiсмановъ».

– Откуда это здесь? – Я не заметил, как произнес фразу вслух.

– Это очень старый оберег, господин сотник… – негромко произнесла стоящая чуть позади Калинка. – Давно в нашем роду хранятся. Дедушка вам, наверное, больше бы смог рассказать, а я даже не знаю точно, когда и откуда он у нас появился. Вроде бы бабушка как-то упоминала, что оставил его какой-то старый волшебник, еще когда наш род жил в Комарине. Том, прежнем селе… Откуда мы в лес ушли. А зачем и почему, я не спросила. Мы же не хранители, грамоте не обучены и все равно ничего из написанного не поймем… Но берегли и почитали всем родом… – Девушка низко поклонилась и стыдливо потупила взгляд. – Я понимаю, что отбитая у разбойников добыча и так целиком принадлежит господину сотнику, но мне больше нечем отблагодарить вас. Зато оберег, подаренный от всего сердца, приобретает еще большую силу и обязательно принесет удачу…

Это место не оставляло равнодушным ни одного человека, сподобившегося собственными глазами увидеть Проход. Если бы Владивой был хранителем, он, конечно, задумался б над таинственностью и неизведанностью мироздания, о том, как ничтожен в этом мире человек. Насколько мелочны и недолговечны все его так называемые извечные проблемы. Как смешны потуги возвеличиться, дабы занять как можно больше места под солнцем. Но Владивой был обычным воином и к таким вершинам философских мыслей никогда не поднимался. Или, если быть точнее, никогда не погружался с головой в их пучину. И все же – каждый раз, приближаясь к Заскалью, а у любого ратника, несущего службу на пограничье, такие моменты происходили довольно часто, барон ощущал непривычный восторг и какое-то легкое опьянение.

Бывалые харцызы – отступники, взятые на службу в Дубровский замок, называли это ощущение хмелем свободы. И становились еще угрюмее и раздраженнее, нежели обычно. Им-то, предавшим и отрекшимся от клятвы, путь через Проход был заказан навек.

За спиной у путника простирались необъятные буковые леса и дубовые рощи. По обеим сторонам, не так уж и близко, но вполне достаточно, чтобы хорошо разглядеть с конского хребта грань между небом и водой, плескалась синь сразу двух океанов – Северного и Мертвого. Порой вместо лазури накатывала темень или заляпанная белесыми бурунами зеленоватая муть, но чаще океаны, уподобившись небу, привольно отдыхали, облокотившись на крутые, каменистые берега. А впереди, как стена исполинской крепости, от одного океана до другого, перегородив весь перешеек, нависала горная гряда. Неприступная и дикая, низвергая вниз изумительной красоты водопад – начало реки Веселой. Сам водопад вытекал из озера, что образовалось в кратере потухшего вулкана, приютившего гнездовье суровых и неподкупных стражей Прохода!

Солнце уже окунулось в вечернюю купель Мертвого океана, и у Владивоя оставалось совсем немного времени, чтобы перебраться на ту сторону Заскалья.