Олег Быстров - Зрячий

Вот только в воздухе остался неприятный запах плесени и влажной земли, а на стене зала – глубокая царапина, след первой атаки.

Я едва успел вставить меч в стойку, как вошла служительница.

– Вы закончили, господин? Подошло время закрывать музей…

– Да, благодарю вас, мне действительно пора уходить, – промолвил я, с трудом выравнивая дыхание.

Ноги едва держали меня, но, покидая зал, я сумел спросить почти обычным голосом:

– А что это за свежая царапина на стене?

– Царапина? – удивленно откликнулась женщина. – Недавно меняли стеллажи и стойки. Наверное, повредили рабочие… Обязательно скажу младшему смотрителю, чтобы заделал.

Я кивнул и покинул здание.

Всего лишь проулок отделял Музей древностей от проспекта Свершений. Я вышел на залитый огнями простор. Солнце село, и здесь начиналась бурная вечерняя жизнь: ярко горели электрические фонари, мерцали красочные витрины дорогих ресторанов, модных кафе и казино. Распахивались двери заведений, впуская хорошо одетых мужчин и женщин – степенных и вальяжных, веселых и беспечных. Отовсюду доносились музыка и смех.

По проезжей части двигались сплошным потоком экипажи и сверкающие авто, гудели клаксонами, лошадиное ржание смешивалось с рычанием моторов. Размахивал жезлом неизменный жандарм-регулировщик.

Люди спешили жить, торопились к счастью, успеху, удовольствиям. Никто не чувствовал и тени опасности, нависшей над миром. А я вздрагивал при мысли о кафе.

Можно зайти в отдел, директор и Ева наверняка еще там, но делать этого я не буду – отчитываться нет сил. Да и что я скажу? Что весь день читал древние сказки и подшивки старых документов? Это можно доложить и завтра, а выводы делать еще рано.

То, как бился с крылом? Так я и сам не уверен, было ли это на самом деле. Задремал утомленный оператор, привиделось что-то, спросонья помахал мечом. Хорошо хоть ничего не разбил. Стена поцарапана? Так, может, сам и поцарапал, неуклюжий. Или действительно рабочие выносили старые стеллажи…

Вот только для меня всё произошедшее было совершенно реальным. Я точно знаю, зацепи меня крылышко по руке – отсекло бы руку, обвались сверху – порубило бы в фарш. Неаппетитные кровавые куски мяса на полу музейного зала. И для меня всё это – знак того, что я на правильном пути.

Кому-то очень не нравится направление моих поисков, а значит, надо продолжать. Теперь абсолютно понятно – это война, а на войне как на войне. И вопрос можно поставить просто и однозначно – или ты найдешь его, оператор Мартин, найдешь и приведешь в стойло – к директору, Еве, Серому, – но в темницу, каземат… В клетку, как опасного свирепого зверя. Или он тебя убьет, оператор Мартин. Без сомнений и сожалений.

Увы, не смогу я воспользоваться добрыми советами агента Серого и даже выполнить прямой приказ директора Аусбиндера – общаться только с приличными людьми и изучать документы. Потому что я теперь на тропе войны. Я – обозленный и жаждущий драки Мартин из приюта, готовый смять любого, кто посягнет на мое достоинство. Потому что я теперь точно знаю – победить противника можно, только сунув руку в пасть черту. Вооруженную руку. И я это сделаю – суну ее и вырву аспиду ядовитое жало! И пусть он хоть тысячу раз при этом назовется птицей!

Завтра же с утра займусь фехтовальщиками. И домой, в любимую мансарду, пить ром в одиночку – не пойду. Не до рома мне теперь, нужно искать зверя, открывшего на меня сезон охоты…

И я свернул на улицу Усталых Грез.

Интересно порой складывается судьба. Живет человек неторопливо и размеренно. Ходит изо дня в день в привычную контору, на верфь, в мастерскую, выполняет знакомую до мелочей работу. Когда интересную, а когда и не очень, но всем вроде доволен. Всё воспринимает как должное и не мыслит себе иного существования. А потом вдруг – бац! – словно включили свет в полутемной комнате! И всё знакомое и привычное тут же оборачивается новыми гранями. Вроде очертания прежние, а суть, значение, смысл – другие.

Раньше я думал, что пора резвой юности давно прошла. Приют, скитания с цыганами, бродячий цирк – тогда невзгоды и неожиданности были обычным делом, скорее повседневностью, чем исключением. Но потом началась учеба в Академии Прикладных Знаний, служба в АСА, отдел – я привык считать себя обычным столичным жителем. Пусть уникальной профессии, но рядовым гражданином Республики, каких много. И жар, и пыл юного сердца в далеком прошлом. А теперь?..

Я смотрел на Еву Марию как на недосягаемую звезду, холодную красавицу аристократку, холеную и неприступную. А теперь?.. Мне казалось, что общая цель объединила нас, но не как заговорщиков, не деловыми партнерами мы с ней стали, а… кем?

Историческое фехтование, приключения, разгадывание страшных тайн – всё это мне заменили процедура и финт, возможность влиять на чужую судьбу. А сейчас я чувствовал холодок опасности между лопаток, легкую дрожь в теле, возбуждение в крови – и не сказать, чтобы всё это мне не нравилось! Что ж, я готов вновь, как в былые времена, взять оружие в руки и броситься в бой?! Не считаясь с последствиями и потерями?..

Но ответ являлся сам собой, бился где-то на краешке сознания – неявно, не в голос, но настойчиво повторял – да. Возьмешь. Бросишься. Победишь…

Я шагал по улице Усталых Грез молодой упругой походкой.

Когда я очнулся от размышлений, то не сразу и сообразил, что стою аккурат напротив «Пены». Видно, ноги сами привели сюда, пока разум терзался сомнениями. Если в кафе меня сейчас не затянешь на веревке, то старая добрая пивная – как раз то, что нужно. Да и люди в «Пене» обычно собирались интересные. Я поднялся по невысоким ступенькам и толкнул массивную дубовую дверь.

В зале царил полумрак. Интерьер пивной оставался неизменным, наверное, уже лет сто. На стенах были развешаны фитильные лампы. Думаю, электричество еще не скоро найдет сюда дорогу, традиции важнее. Посетители сидели на крепких табуретах за столами, стилизованными под пивные бочки, пили крепкое темное пиво из рифленых стеклянных кружек и закусывали соленым сыром, вареным горохом и перьями зеленого лука. Всё здесь просто, прочно и добротно.

В воздухе висела плотная пелена табачного дыма, стоял ровный гул голосов, все столы-бочки были заняты, но меня интересовал вполне определенный человек. Пошарив глазами по залу, я нашел искомое – в дальнем углу, в окружении своих помощников восседал Ганс Сундук.

Если вы хоть раз увидите Ганса, то уже никогда не спутаете его с кем-нибудь другим. Это горбун, рост которого едва достигает полутора метров. Длинные, как у обезьяны, сильные руки с огромными кулаками свисают чуть не до колен, короткие ноги оканчиваются непропорционально большими ступнями, которые Ганс зимой и летом обувает в калоши громадного размера. Маленькая головка с хитрыми глазками, на шишковатом черепе редкий пух рыжих волос. Этот человек может показаться комичным или отталкивающим, и оба впечатления будут неверны.