Оксана Демченко - Воин огня

– Разберусь, – еще раз утешил себя Ичивари, укрепляя на миг пошатнувшуюся уверенность в том, что решение покинуть лес верное.

День, проведенный у обочины, в удобных зарослях пыльного кустарника, доказал: жизнь в мире бледных не так уж и сложна. Устроена совсем иначе, но поддается изучению. Людей тут невероятно много, они идут и едут, поднимая облака пыли и создавая грохот и шум, распугивающие живность по всей округе. Они говорят в полный голос, не слушая лес и не подставляя лицо ветру. Путники в большинстве своем – замкнутые люди, постоянно глядящие под ноги, сутулые. Еще тагоррийцы редко улыбаются и неохотно заговаривают с незнакомцами. Двоим служителям ордена кланялись в ноги, от верховых шарахались, ограждая себя знаком света и испуганно щурясь. Шли все больше по обочинке, оставляя середину дороги телегам и красивым повозкам, один вид которых вызывал у Ичивари восторг. А лошади… Конечно, не было ни одной, равной по красоте Шагари. Нарядных, с узорной шкурой в пятнах света, вообще почти и не встречалось. «Видимо, лучших увезли на зеленый берег», – решил для себя Ичивари, гордясь счастливым жеребцом народа махигов. Но встречались тут рослые кони с приятной внешностью, пышногривые, ухоженные и мощные. «Даже воин хакка со сложением Гимбы мог бы подобрать коня на этом берегу», – осознал сын вождя, охая и провожая взглядом темного, как ночь, огромного жеребца. Тот ставил ноги уверенно, звучно брякая по камням, и тянул тяжеленную повозку, по виду – не сдвигаемую с места. Вся повозка была черная, похожая на огромный ящик, щедро окованный медью. Коня сопровождали вооруженные люди, три десятка. Видимо, столь славная лошадь делала важное и ответственное дело.

К ночи Ичивари счел себя вполне готовым выйти на прохладную беспыльную дорогу. Правда, в темноте бледные, наоборот, все до единого устроились отдыхать. Их поведение показалось сыну вождя нелепым. Сумерки, свежо, пыль осела – чего еще желать? Иди себе и иди без устали. Тем более впереди лесок, такой приятный, зеленый, шепчущий о живом и родном…

– Ну и пусть спят, вот ведь лентяи, – сердито буркнул Ичивари.

Поудобнее перехватив палку, к которой до сих пор были привязаны башмаки, он выбрался из кустов на дорогу. Камни еще хранили тепло, пыль осела плотным мягким слоем, и шагать по ней было приятно. Стихшая опустевшая дорога чем-то напоминала свою, знакомую, которая проложена вдоль берега по секвойевому лесу и ведет в степи магиоров. Ичивари шагал, улыбался, слушал посвист птиц и размышлял о том, что мир бледных не беспросветно плох, если разобраться и притерпеться.

Лес наверняка не принадлежал вассалу. В нем жили люди. Даже теперь, ночью, они двигались по каким-то своим делам, правда, предпочитали мелкие тропы. Ичивари дважды отслеживал перемещения и даже вежливо кивал чужакам, но его то ли не замечали, то ли не находили нужным отвечать на приветствие. Третий тагорриец попался более общительный и совсем не пугливый. Он сидел на поваленном стволе у самой обочины и осматривал свою ногу. Обернулся в сторону Ичивари, едва тот появился из-за изгиба дороги, и указал широким жестом на бледную пятку:

– Поделись башмаками, добрый путник! Видишь, беда у меня.

– Да забирай, – обрадовался Ичивари возможности избавиться от обузы и заодно поболтать. – Только они неудобные, уж не обессудь. Я вон сам стер пятку и пальцы намял.

– Странный ты путник, хоть и добрый, – задумался незнакомец, почесывая затылок. – А что, ежели я попрошу рубаху? Знамо дело, еще и от штанов карман…

Ичивари отвязал башмаки и бросил незнакомцу, внимательнее рассматривая его и примечая движение в зарослях. Широко улыбнулся, кивнул и подсел к чужаку. Тот собрался было встать и отойти, но сын вождя накрыл его плечи рукой, чуть придавливая охнувшего страдальца с голой пяткой.

– Слушай, как удачно! Ты что, этот… лихой человек? Ты-то мне и нужен!

– Может, все же не я? – как-то не обрадовался незнакомец, пытаясь отдышаться и отодвинуться.

– Мне бы бумагу справить. Имя вписать, понимаешь? Чтобы ходить тут всюду законно. Поможешь?

– Ты из гильдии или так, залетный? – насторожился любитель башмаков. – Учти, тебе в спину целят мои лучники, и, клянусь светом, это лучшие лучники на всю Тагорру, не зря в наш лес ночью сам и-Вьер, здешний владетель, не решается въехать.

– Эти? Да он один, к тому же целит тебе в пятку!

– В наше время так трудно набрать людей, – пожаловался незнакомец, сутулясь под рукой Ичивари. – Как Тощего и Крошку застрелили, наша шайка стала совсем мала и слаба. А ведь были и славные дни, под рукой Шляпника Гильермо пребывало до сорока обученных стрелков… Я был десятником. Мы владели лесами… Эх, счастливые были дни… Потом Гильермо свихнулся и застрелил человека герцога. Ведь говорили ему, и я сам твердил: «Не лезь к седому хлафу в пасть!» И вот расплата. Нас трое, мы голодаем и вынуждены проверять кошели у нищих. Гильермо колесовали на площади… – Незнакомец покосился на Ичивари. – Это я к тому говорю, что не поможем с бумагами. Самим бы уцелеть. Ты о Хуане-мяснике слышал? Первый наемник герцога. Когда больших дел нет, он от скуки нами занимается… Вот так-то. В городе о бумагах и не заикайся, сдадут вмиг! Хуан вернулся с юга злющий, что-то у него сорвалось, и он хочет крови.

– Давай хоть зайца подстрелим да поужинаем, – осторожно предложил Ичивари, припомнив точно: зайцы тут, в Тагорре, имеются.

– Подстрелим! Ночью! Нашелся умник, – скривился незнакомец. – Грибы есть. Их и едим, а что в зиму делать? На юг уйдем, точно… Нам бы еще монет пять серебром – и в путь.

Сидящему в засаде стало скучно, он захрустел ветками и выбрался на край дороги. Совсем пацан, тощий и кривоплечий, хуже Гуха… Ичивари тяжело вздохнул. Жить воровством немыслимо дурно, дома подобного и не ведают, все знают друг друга, даже столица невелика, как возьмешь и куда потом денешь добытое неправдой? Хуже воровства только предательство. И все же нескладных «лихих людей» отчего-то жаль. Может быть, из-за того, что они и не особо плохи рядом с неким неведомым Хуаном? Ичивари встал, отнял у недомерка лук, придирчиво выбрал две довольно ровные стрелы. Всего пять шагов в тень притихшего леса, одно плавное движение, напрягающее плохонькую тетиву, – и заяц на ужин готов…

– А ты где промышляешь? Чем? – со слабой надеждой поинтересовался незнакомец, недоверчиво ощупывая зайца, брошенного ему на колени. – Может, люди нужны?..

– Охотой живу. И там, откуда я родом, воровать нельзя. Совсем.

– Наверное, это далече отсюда, – задумался лесной житель. – Меня Костесом зовут. Это Эньо. Пошли ужинать.

– Я Чар. Пошли… Слушай, а вот вассал – это кто? Мне бы разобраться.

Костес, уже шагнувший в тень ветвей, остановился, оглянулся, недоуменно пожал плечами, буркнул: