Оксана Демченко - Воин огня

– Хлаф дикий! Я уже невесть что себе придумала… Еще раз Тори украдешь, пристрелю, понял? Скотина лядская, кого я в дом тащу, где мои-то мозги? Что теперь делать?

Прокричав эти слова, Вики подхватила из рук девочку, закрутила злого коня и пустила вскачь. Оправдываться и объяснять, что не воровал, что сама девочка все и затеяла, было некогда и некому… Бгама с факелом возник из сумерек, на лице блики света пляшут, делая выражение диким, а глаза – налитыми кровью. Слуга улыбнулся, поглядев вслед хозяйке:

– Не обижайся, не надо. Детей у нее нет. Тори чужая, а вот – сам видишь. Не чужая. Идем. Все хорошо. Только ты молчи, понял? Иначе…

– Кишки съешь, – буркнул Ичивари, не в силах злиться.

На душе было так тепло и светло, словно ничего дурного не произошло за последние дни. И право съесть кишки во имя покоя Тори уже не казалось блажью. Сам берег тагоррийцев выглядел местом нелепым, гнилым, но колдовски интересным. А еще Ичивари не сомневался, что доберется до своей комнаты и застанет там Вики, но уже совсем в другом настроении. Поэтому арих не чадил злобой, но грел души ровно и ярко. Можно будет зажечь все светильники и смотреть на женщину с кожей горного снега, чтобы утром поправить неточности в работе. И гладить тело, и снова греться в общем огне…

Утро началось на редкость гнусно. Визгливый вопль Лауры перечеркнул хороший сон и сам растворился в сухом и страшном треске близкой молнии. Арпа стояла на пороге спальни и кричала, выгибаясь вперед, заходясь и хрипя. Вцепившись бледными пальцами в косяк двери, она царапала ткань занавеси, медленно опускаясь на колени и не переставая визжать и выть…

– Бле-эда! Бледа лядская! Гнилая грязная тварь, продажная. Моль сакрийская, падаль вонючая…

Вскочив, Ичивари в два прыжка добрался до дверей, не разбираясь и не задумываясь, повторил действие Вики в ту первую ночь – влепил арпе звонкую пощечину. Отодрал ее ослабевшие руки от косяка, с силой встряхнул Лауру за тощие плечи, закутал в одеяло, поданное Вики, и отнес на кровать, зажимая рот и уже не удивляясь тому, что девчонка впилась в руку зубами и прокусила кожу, но не унялась.

– Поглупела я, – устало выдохнула Вики, присаживаясь на край кровати и разыскивая в смятых складках ткани свою одежду. – О тебе и Тори невесть что подумала, а про нашу арпу и забыла… сунула ей в зубы двадцать монет, как будто таким можно заткнуть пасть золотом.

Полузадохнувшаяся и прижатая накрепко Лаура перестала выгибаться и выть, затихла, с прежней злостью щуря глаза. Ичивари убрал руку, замотал укус протянутым Вики платком.

– Закончила орать? – сухо уточнила Вики. – Говори толком. И прежде, пока ты еще в уме, учти наперед: еще одно грязное слово – и я просто перережу тебе горло. Ты в моем доме, не забывайся.

– Это мой мужчина, – тихо и зло, скаля зубы и с присвистом выговаривая слова, зашипела Лаура. – Мой! Отдай.

– Может, сперва стоит спросить меня? – озверел Ичивари, повторно влепив арпе пощечину.

– Бледа кого угодно захапает, – визгливо и жалобно заверила Лаура. – Старая арпа! Небось присушила, зелье дала. Да ты глянь на нее! Она без краски противнее моли! Пошли отсюда, Костес. Слышишь? Немедленно.

Ичивари некоторое время сидел молча, пытаясь понять, насколько опасным для окружающих может быть нынешнее состояние арпы. За окнами ревел ветер, дождь хлестал по стеклам, бессильный помочь нелепой мавиви, безумной, давно утратившей способность поддерживать висари, зато успешно его нарушающей… Махиг прикрыл веки и запел то, что слышал от матери, самостоятельно придуманное Юити от первого до последнего слова и созвучия, но, безусловно, угодное асхи. Слова были родные, язык зеленого берега вплетался в музыку особенно легко и удачно. Ветер унялся, затем и дождь поутих, выдохся. Висари медленно и трудно, но выправилось до прежнего состояния. Дурного, не все же годного для жизни и неопасного.

– Извинись перед Вики.

– За что? Я назвала ее так, как следует, – зло ответила Лаура, отчетливо выводя каждое слово. – Она к себе водит всех, кто готов платить. Она…

– Чар, не трудись, ты ничего не понимаешь, – грустно улыбнулась Вики. – Девочка в тебя влюблена, ей больно, и тут не нужны извинения. Я сама виновата, как-то не сообразила, что при табернах взрослеют слишком рано… Ты был к ней добр. Никто прежде так не поступал. Она сочла, что ты забрал ее для себя. Понимаешь? И вдруг она входит и видит тут меня. С ее точки зрения, это была измена, Чар. Сейчас твоя очередь извиняться. Я пойду, пожалуй…

Вики встала и направилась к двери. От порога оглянулась и усмехнулась. Вид встрепанного и несчастного махига был ей забавен. На плече широкая, только-только прекратившая кровоточить рана от плети. На спине вторая. Рука замотана платком. Его не поделили, а он, теленок, еще и виноватым оказался… Все это Ичивари прочел во взгляде спокойных серых глаз. Пожал плечами и тяжело вздохнул. Есть ведь еще и Шеула. Что скажет она, обнаружив сына вождя в столь неожиданном окружении?

Лаура выбралась из одеяла, вскочила, пробежала до двери и закрыла ее на задвижку. Показала язык, захихикала и вернулась. Дернула Ичивари за руку, села на пол у его ног:

– Ничего, погулял малость, со всеми бывает, ны… Она хоть как, нескучная? Вообще правильно, надо пользоваться. И золота попроси, да побольше. Мы сегодня же уйдем. Вот увидишь, я лучше. Я молодая, работящая, мне, кроме тебя, никто не нужен. – Лаура жалобно заглянула в глаза. – Костес, понимаешь? Я здоровая, деток тебе нарожаю. А эта бледа больная. Слухи ходят всякие. Вроде первый муж ее бил и дитя еще до рождения уморил, вот она и тронулась умом. На всех вешается, а других деток нет… И не будет, потому она хлафу душу продала. За золото.

– Ты охотно взяла ее золото.

Лаура вскинулась, сжала мешочек в руке, почти готовая его выбросить… Резко рассмеялась и прижала к груди:

– Сама дала, так можно. Я не выпрашивала. Одну монетку в храм отнесу, прочие тем и отмоются. Я умная, ны? Собирайся, мы уходим.

Ичивари с некоторой жалостью поглядел на арпу. Подумал, что Вики сейчас тоже плохо и на душе у нее темно, тягостно… Трудно держать голову прямо, когда за спиной даже столь жалкие тварюшки шепчутся и плетут удавки из слухов и домыслов. А сами твои же денежки в ладошках греют, как угольки. И свою же душу тем углем выжигают дотла…

– Лаура, мы останемся в этом доме еще на пять дней. С Вики был разговор о тебе. Она обещала похлопотать, я слова не знаю, но понял значение. Пристроит тебя в обитель, на воспитание. Через три года ты выйдешь оттуда с хорошими бумагами, и определят тебя в знатную семью, компаньонкой.

– Побожись, – почти испуганно шепнула Лаура, в глазах вспыхнуло пламя. – Ны… Это хорошее дело, Костес. Это такие деньжищи… Погоди. А ты? А эта… эта Вики?