Константин Калбазов - Пёс. Боец

– А ну стой, волколак несносный! Значит, ты проделал этот долгий путь, а теперь так просто уйдешь?!

– Именно это я и делаю! – уже немного отъехав и вновь развернувшись, гневно бросил барон.

Он уже вновь хотел дернуть повод и убраться прочь от этого места, но вдруг заметил, что в Адели произошла какая-то неуловимая перемена. Что это? Неужели он не ошибается и в ее взгляде мелькнул испуг? Чушь! Чего ей опасаться? Никто и не думает посягать на нее. Более того, он недвусмысленно выразил свое намерение вернуться в свои владения, и разрази его гром, если он не воплотит это в жизнь! Каким же нужно быть дураком, чтобы проделать все то, что совершил он!

Баронесса двинула поводом, и ее лошадь пришла в движение. Подъехав вплотную, Адель тихо, так, что их никто и ни при каких обстоятельствах не сумел бы расслышать, спросила:

– А кто мне делает предложение? Барон Авене или принц крови?

– Откуда вы… – скорее прохрипел, чем проговорил он.

– Так все же, кронпринц, кто мне делает это предложение?

Он вдруг понял, что до этой минуты она ни в чем не была уверена полностью. Но теперь, увидев его реакцию, убедилась окончательно. Вот оно! Вот причина ее испуга. Она боится выпустить из рук удачу. Незаконнорожденная дочь, хотя и любимая, но не признанная отцом. Самое большее, что ей светит, – это выгодная партия, которую ей обеспечит отец, и практически полная безвестность, потому как она могла стать супругой достойного дворянина, но только не принцессой. Неужели он в ней ошибался и она настолько самолюбива?

– Сэр Георг, барон Авене, вассал его величества Гийома Второго, короля Несвижа, – глядя ей прямо в глаза, твердо ответил он.

– И иного не будет?

– Иного не будет никогда.

– Что ж… Я согласна.

– Что?

– Вам слух отказал, барон Авене? Я согласна. И потом, сомневаюсь, что при столь маниакальном желании сохранить все в тайне, вы решитесь оставить меня на воле.

– Адель…

– О Боже, какой же ты все-таки глупый. Мой волколак. Может, наконец поцелуешь меня?

– Виктор!

– Да, милорд! – Десятник с готовностью подошел к своему сюзерену, несмотря на то что карета в сопровождении десятка воинов уже тронулась с места.

Ничего страшного. Догнать неспешно передвигающийся конвой – не столь уж трудное дело, а вот послушать барона очень даже полезно. Ведь как только они удалятся, решения придется принимать уже самому десятнику. Формально командует баронесса, иначе и быть не может, как-никак она им госпожа. Но что она может сказать по вопросам, в которых попросту несведуща? Так что эта ноша ляжет на Виктора, и никуда ему от этого не деться.

Вроде как огромная ответственность, но ведь и повод для гордости. Вопрос о том, кто будет сопровождать баронессу Авене в пути, решился почти с ходу. Самые подготовленные бойцы, лучший десяток дружины – его, Виктора, десяток. Даром, что ли, спецназ. Правда, еще и границу нужно стеречь, и окрестности шерстить, чтобы ватага лихих не вздумала возжелать порезвиться в богатом баронстве.

Соседи по обе стороны границы только облизывались на зажиточные земли, но кинуть руку боялись. Барон Авене шуток отчего-то не понимал. Было дело, сразу три памфийских замка сжег за то, что их владетели попытались нажиться грабежом в его владениях. Чуть позже досталось и своему, несвижскому рыцарю, возомнившему из себя невесть что. Если у кого и хватит храбрости, то только у лихих, а эти скрываться умели. Спецназ играет далеко не последнюю роль в их выявлении. Впрочем, и остальную дружину не в кустах нашли – управятся.

Куда серьезнее был разговор по поводу самой поездки. Ну не хотел барон отпускать баронессу! Вот на части его режь, а не хотел – и все тут. Мало того что сыну всего три месяца исполнилось, так ведь и путь предстоял не куда-нибудь, а в Памфию, где Георга отчего-то сильно не любили. Ну да, натворить дел он успел. Вроде все по законам войны, так сказать, в отместку зарвавшимся соседям, но кому понравится, что его бьют? Вот и не любят барона. А король вообще с куда большей радостью увидел бы дражайшего зятя на эшафоте, и причин у него для этого было предостаточно.

Во время последней войны с Несвижем этот щенок доставил столько неприятностей, что склонил чашу весов в этом противостоянии в пользу своего короля. А чуть больше года назад умыкнул родную дочь Джефа Первого. Какая разница, что она сама сделала этот выбор и вроде как сама же подала ему весть о скором замужестве с баронетом Гело! (Самое тщательное расследование с привлечением мастера показало правдивость этих утверждений.) Тут ведь дело в самом факте.

Да, король официально не признавал дочь. Ну и что с того? Это ему ничуть не помешало едва не начать войну против Несвижа. И направлением своим он избрал именно ту долину, где располагалось баронство Авене. Причин несколько, и все они вполне обоснованные.

Большой воинский отряд вассала короля Гийома Второго вторгся на территорию Памфии и, распугивая встречных-поперечных, добрался до самой столицы. А чуть позже уволок баронессу из замка Гринель.

Что с того, что баронесса сама возжелала этого? Она не имела права выбора, так как находилась под попечительством короля и уже обещана другому. На то было дано королевское слово. Отнюдь не последний род королевства был оскорблен этой выходкой, не говоря уже о самом Джефе Первом, выставленном на посмешище. Ну как спустить подобное? Простого лишения баронессы титула и владений в этом случае было явно недостаточно.

Для себя Джеф Первый решил, что с дочерью помирится, чего бы ему это ни стоило, вплоть до того, что во всеуслышание признает свое отцовство. Это, конечно, в значительной мере возвысит барона Гело, а в особенности его сына. Но при этом на севере у Джефа появится весьма мощная опора. Всегда и везде нужно находить плюсы.

Однако когда памфийская армия еще только выступала в поход, обрастая по пути присоединяющимся баронским ополчением, выяснилось, что король Несвижа уже выдвинулся к границе со своей армией, полностью собранной и готовой к броску. Складывалось впечатление, будто Гийом сам все подстроил, чтобы спровоцировать конфликт и иметь возможность начать войну. У западной границы появилось войско Бесфана. В последнее время бароны графства стали куда более ревностно относиться к союзническому долгу, чем несколько лет назад.

В немалой степени этому способствовало то обстоятельство, что после восшествия на престол Гийома Второго его матушка решила вернуться на родину, сменив титул вдовствующей королевы на «графиню Бесфан». Вроде как и понижение, но это как посмотреть. Она встала во главе отдельной автономии, считай союзного государства. Это куда серьезнее, чем практически бесполезный титул, не дающий фактической власти. Бесфан принял графиню с воодушевлением.