Дмитрий Иванов - Артефакт

«Вот почему Насим тогда так странно себя повел, – догадался я. – Они там ничего не видели. Для них там один только ветер…»

– Ладно… Я убью тебя, и все встанет на свои места, – утешил меня мой последний наставник. – У нас больше никогда не будет этих дурацких… приступов… ты увидишь. Ты поймешь, что такое настоящая жизнь.

Он смотрел на меня почти по-отечески…

– Тебя нельзя оставлять в живых, – окончательно постановил он.

– А ты способен это сделать? – оценивающе взглянул я на его совершенно ребяческое лицо. – И ты уверен, что так будет правильно?

– Все станет как раньше! – убежденно заявил он: кажется, ему очень хотелось, чтобы я его поддержал.

– Это невозможно, – вздохнул я.

– Почему?..

С улицы послышались далекие раскаты грома. Он настороженно поднял голову:

– Давно собирается…

– Зачем ты убил Кеглю? – спросил я. – Да еще так подло… Прямо на глазах у Ирки… Под чужой личиной.

– Под чужой? – осклабился он.

– Виталик был совершенно безобиден.

– Хотел тебя расшевелить, – невинно пожал он плечами. – Вдруг бы Насим до тебя первым добрался… А мне хотелось лично тебе в глаза заглянуть. И потом… Тогда у меня еще не было печати – ты сам меня туда и затащил, я только воспользовался моментом… А он обрадовался, когда меня увидел. Стоило всего лишь улыбнуться ему. Прямо как дитя…

– Тебе все это нравится… – скривился я.

– Таковы правила игры, – возразил он.

– Я твоя последняя игрушка.

– Да…

– Ты останешься совсем один.

– Я всегда был один, – сдвинул он брови. – Сколько бы ты ни путался у меня под ногами… Но я всегда был первым.

– В чем это? – насмешливо спросил я. – Как-то не следил я за твоими успехами…

– Я принимал решения и совершал поступки, а ты только замаливал за меня грехи да подбирал объедки с моего стола, – надменно заявил он.

– Какие грехи, какие еще объедки? – изумился я: он однозначно проживал жизнь в какой-то другой реальности…

– Я шлепнул того парня, а ты отсидел… Нет?

– Вот ты о чем.

– А помнишь ту девку?

– Какую девку?

– С которой Кегля путался.

– Ольгу?

– И тут ты опоздал… – ухмыльнулся он.

– Так это ты изнасиловал Ольгу?

– А ты думал, «умник»? – На его лице было написано такое искреннее самодовольство, что мне даже стало немного жаль его – он совершенно не понимал, насколько нелепо это выглядело.

– Но у него была печать, – недоверчиво прищурился я. – У тебя печати не было, ты просто хочешь меня разозлить…

– Я оказался в том же месте и в то же время. Удивительно, правда? Жизнь полна таких неожиданностей. Я пришел навестить Кеглю… Эти печати очень вероломные штучки – так и норовят тебя подставить. Не замечал?

– Я не стану тебя убивать, – равнодушно сказал я.

– Я знал, что ты слабак, – сразу же посерьезнев, укоризненно заметил он.

Вспышка молнии вырвала его лицо из полумрака, и я вдруг отчетливо увидел в глубине его зрачков затаившийся древний ужас.

– Тебе придется все начинать сначала. – Я снял медальон со своей шеи и облегченно вздохнул: у меня было такое ощущение, что снял я с себя ярмо.

– Слабак… – повторил он. – Ты бросаешь меня, а мы могли бы…

– Больше нет, – покачал я головой, протянув медальон ему. – Теперь я свободен.

– Но мы должны… – окончательно потерялся он, даже не взглянув на печать.

– Кому?

Он что-то ответил, но докатившиеся до нас раскаты грома помешали мне его услышать. Зато я увидел нож в его руках – это было явно антикварное оружие.

– …Мне просто больше ничего не остается, я должен… У меня… у меня больше ничего не остается… – почти беззвучно бормотал он, словно творил заклинание.

– Собрались, мальчики? – послышался со стороны спальни до боли знакомый женский голос: в дверях, кутаясь в мой махровый халат, стояла Юлия. Она сладко зевнула, подошла к письменному столу и поставила на него высокую восковую свечу, которую держала в руке. Надо сказать, ее внезапное «явление» ошарашило меня почище всех этих громов и молний, которые нагнетали жути за окном: выглядела она совершенно обыденно, по-домашнему, и этот ее облик так контрастировал с ирреально сумрачным миром вокруг нас, что его ирреальность стала, наконец, вопиющей… И от нее веяло тем же самым спокойным, умиротворенным присутствием чего-то вечного… что было так безмятежно в своей вечности там – посреди залитого солнцем безлюдного города…

– Мы тебя разбудили, милая? – с неожиданной нежностью в голосе поинтересовался смертельно опасный осколок моего «я», трепетно лаская пальцами лезвие старинного кинжала.

– Я давно не сплю, – улыбнулась она в ответ и, чиркнув спичкой, зажгла свечу. – Только вы не хотите меня замечать.

– А ты не верила, что он придет…

– Я верила, – мягко возразила она. – Но он пришел не только к тебе.

Свеча разгорелась так ярко, что вся комната наполнилась теплым колеблющимся светом.

– Уж не к тебе ли?.. – В его голосе прорезались неприятно вибрирующие нотки.

– Вряд ли он на это рассчитывал, – сказала Юлия.

Мой болезненный «осколок» снова обернулся ко мне, глядя с вызовом:

– Я всегда был первым, – заносчиво напомнил он. – Но это не значит, что тут ты можешь стать вторым.

– На этот раз ты не был первым, – спокойно заметила Юлия. – Иначе мне было бы не собрать вас…

Кажется, это здорово выбило его из колеи: он подавленно молчал.

– Не нужно больше крови, мальчики, – сказала она. – Вы уже взрослые, неужели вы еще не наигрались в эти игры?.. Или вы доверяете мне, или ничего у нас не получится.

– Но ему не нужна эта жизнь! – с отчаянием в голосе воскликнул мой «товарищ по играм». – Он готов отказаться от нее.

– Только так он может остановить тебя. Ты ведь не хочешь провалиться в пустоту?

Я слушал их зачарованно, словно ребенок: подозреваю, что я даже сидел с открытым ртом. «Рассудок беспомощен», – вновь вспомнил я. Все же хорошо, что нашего «умника» сейчас не было с нами – он бы точно не вынес всего этого и свихнулся… Зато «потом» он бы все объяснил как надо – все бы расставил по полочкам… Мыслить вспять – это же его конек.

– Но как же закон? – продолжал артачиться мой загнанный в угол осколок.

– Ему не нравится этот закон, – терпеливо пояснила Юлия. – Значит, это больше не его закон…

– А я? – сердито нахмурился он.

– Ты исполняешь законы – в этом твоя сила, – ловко подсластила она пилюлю, и, похоже, он ее проглотил…

«Ну, в самом деле, просто детский сад какой-то…» – умилился я про себя.

– Да, в этом моя сила, – с важностью сказал он.

– Поэтому ты не можешь изменить закон.

– Не могу, – подтвердил он.

– А он может… Но сила закона в тебе, и ему без тебя не обойтись.

Он посмотрел на меня внимательно, словно впервые увидел. В его взгляде читалось превосходство, но… В то же время он, кажется, старательно пытался угадать – чем же я так отличаюсь от него, что «могу» менять законы, и эта моя загадка теперь явно вызывала у него интерес, а не гнев.