Ирина Шевченко - И придет волчица…

Наверное, оптимизм ящерки передался и мне. Расправила плечи, сделала глубокий вдох.

Ветер сегодня был восточный и пах не морем, а цветами и травами: горечь полыни мешалась с нежным ароматом душистого горошка и полевых колокольчиков, свежестью дикой мяты и терпкостью тысячелистника, а все это разбавляли знакомые бодрящие нотки сосновой хвои, подхваченные воздушным потоком в ближайшем подлеске.

Школа пахла иначе: камнем и деревом, металлом и кожей, бумагой и чернилами. Она пахла весенней грозой – запах озона сопровождал почти все заклинания Воздуха и открытие телепортационных проходов. Дышала жаром расплавленного металла – давала знать о себе стихия Огня. Вода пахла морем, а Земля – свежевспаханной нивой. Аромат магии, который ни с чем не перепутаешь. И лишь вдохнув этот запах, я поняла, как сильно не хватало мне его в последние дни.

Несмотря на ранний час, во дворе уже собирались ученики, знакомые и незнакомые, но, очевидно, хорошо осведомленные о том, что за девица въехала только что в замковые ворота. Пойманный джевул и сорванное жертвоприношение внесли имя некой Галлы Эн-Ферро в анналы школьной истории. А судя по тому, как многие отводили сейчас глаза или как стихали разговоры, и ребята переходили на заговорщический шепоток, поджог Посольского дома и смерть одного из эльфийских стражей тоже связывали теперь с этой особой. Вымученной улыбкой поприветствовала меня Лейна, коротко кивнул, приложив к груди руку, и тут же отвернулся Верлан – эти двое еще помнили тот печальный визит на старое кладбище. На мгновение замер у входной двери магистр Келай, и на его обычно бесстрастном лице промелькнуло что-то похожее на удивление. Даже мальчишка-грум, принявший у меня в керсо Яшку, взирал в равной степени смущенно и ошалело: известие о моей кончине произвело бы меньшее впечатление.

По пути к парадному крыльцу мельком бросила взгляд на прислоненную к одной из стен Северной башни лавочку и сама себе не смогла объяснить, что почувствовала в тот момент. Сожаление? Облегчение? Лавочка пустовала.

Пустовали пока еще школьные коридоры, не было толчеи на лестницах. Все так, как я и хотела: минимум встреч, никаких ненужных разговоров. До кабинета Медведя дошла в полнейшей тишине, нарушаемой лишь тихим шорохом моих же шагов и скрипом новой кожаной перевязи, которую я, видимо, неправильно закрепила. Ил ведь всегда нес мечи в руках, когда мы выбирались на свои секретные тренировки. Ил…

Пришлось остановиться, сделать несколько глубоких вдохов и с силой зажмурить глаза. Не сейчас.

Успокоившись, решительно отворила дверь:

– Доброе утро, наставник.

– Я знал, что она вернется, – заявил магистр Триар, опускаясь в продавленное кресло.

– Нужно было поставить на это, – невесело усмехнулся Медведь, – выиграл бы. Вы слышали, что ученики делали ставки на ее возвращение?

– Ставки? – Мара прижала ладонь ко рту. – Какой ужас!

– Да. Сначала на то, выживет она или нет. Потом – вернется ли в школу. Дети бывают невероятно жестоки в своей легкомысленности.

– Детям это простительно, – хмуро вставила Кьярна. – А наши ученики давно не дети. Многие из них сами успели стать родителями, и подобное отношение к чужому горю не делает им чести. Мы такими не были, да, Баг?

– Нас учили, что чужого горя не бывает, – ответил со своего места магистр Багур. – И, видимо, у нас были куда лучшие наставники, чем мы сейчас. А мы слишком увлеклись воспитанием магов и забываем воспитывать в них еще и людей.

– Вы правы, – вздохнула целительница. – Помните Алию? А тот жуткий обряд? Я видела столько смертей, но те мальчики до сих пор мерещатся мне в кошмарах… А они уже не помнят.

– А если и вспоминают, то лишь как повод для хвастовства, – дополнила Гейнра. – Айна и Верлан до сих пор не могут определиться, кто из них убил того колдуна. Хвала богам, Ферт немного поостыл. В свое время он тоже претендовал на победу в этом споре со своим световым клинком, но, после того как Галла… Как она вообще, наставник?

– Неплохо. Совсем неплохо для человека, на жизнь которого ставили один к четырем.

– Она спрашивала о расследовании?

– Нет. Мы не поднимали эту тему. И просил бы всех придерживаться официальной версии: девочка долго болела. Я не хочу, чтобы по школе ходили сплетни о каком-то наведенном проклятии или, что еще хуже, о ее отношениях с тем эльфом.

– Слухи давно уже ходят, – произнес Багур. – И не только по школе, но и по городу. Но не волнуйтесь, тэсс Мара права, говоря о том, что у нынешней молодежи короткая память. Они забыли об Алии, о Томасе и Кайте. Забудут и это. Тем более впереди выгулки.

– Выгулки, – встряхнулся старший наставник. – Мы ведь собрались обсудить летние курсы, а вместо этого завели разговор о моей ученице. Она, кстати, от занятий не отказывается. А что у вас, списки готовы? Гейнра, Багур?.. Кьярна, тебя не спрашиваю – поедешь к разлому?

– Как всегда, – пожала плечами заклинательница.

– Никос? Виана?.. А куда опять подевался Эвил?

Галла

Все оказалось сложнее, чем я себе представляла, но начало было положено: я выбралась из дома, побывала в школе. Чтобы убедиться, что я не растеряла способности и не выплакала их в подушку, наставник заставил меня выложиться на полную, пройдясь по всем изученным формулам от бытовой до боевой магии. В Малом испытательном дым и пыль стояли столбом, и в какой-то момент мне показалось, что мощи наложенных на стены защитных чар не хватит, и века простоявшая каменная кладка рассыплется в труху.

Но там, в школе, на пределе сил, мне было почти хорошо – я смогла забыться и не думать об Иле. А стоило собрать в сумку книги и проститься с Медведем, как отступившая на время тоска нахлынула с новой силой.

Возвращаться в таком состоянии домой, чтобы вновь запереться в комнате наедине со своей бедой, не хотелось, и, выехав из замка, я направила кера в сторону города. Нет, не спешила встретиться с друзьями, с которыми разминулась в школе: к этому я была еще не готова. Прежде чем начать новую жизнь, следовало проститься со старой. Я и отправилась. Прощаться.

Недавно в Марони появился новый парк. За одну ночь выросли на месте сгоревшего посольства стройные красавцы-тополя и раскидистые клены. После разбили несколько клумб, на которых взошли и тут же расцвели пышным цветом азалии и герань. Наши маги-садовники знают свою работу. Здесь очень красиво. Только вряд ли это место облюбует для своих свиданий молодежь, а мамочки и нянюшки никогда не приведут сюда звонкоголосых малышей. Этот зеленый парк – самое прекрасное на свете кладбище.

И пусть тут нет могил и надгробий, но есть гладкий серый камень в конце аллеи.

Я спешилась и опустилась на колени рядом с гранитной плитой. Коснулась пальцами нагревшейся на солнце поверхности. Ни имени, ни дат. Прислушалась к себе и с удивлением поняла, что не чувствую ничего… Ничего нового: привычная боль, знакомая грусть. Это место ничего не меняет. Оно чужое и пустое, и ничто тут не напоминает о нем . И этот камень все-таки не надгробие.