Олег Фомин - Льдом и мечом

Границы времени проваливаются, Эгорд ощущает жгучий холод, веки приподнимаются, хочется увидеть, в чем причина…

Причина бьет в глаза ослепительным светом. Фиолетовое пламя пылает настолько ярко, что его корни изливают белизну. Немертвая вкачивает в кости и суставы бешеный поток энергии, чтобы скелет не развалился…

Все кружится, но уже не так бурно, в какой-то момент Эгорд осознает, что очередная петля не случайна, Милита вернула управление, ведет костяного по кривой, используя силу, что осталась от удара.

От щита не уцелело и лучика, но далеко внизу падает бездыханный кусок мяса, у огненного дракона неестественно выгнута шея. Сломал, бедняга… Но эта смерть куда более быстрая и менее болезненная, чем у ядовитого сородича…

— Люди, я живой! — орет Тиморис. — Бедные штаны, сушить и сушить, надеюсь, просто вспотел…

— Пригнись, дубина! — рычит немертвая.

Эгорд приводит в исполнение, оба вновь прижаты к хребту, носы тонут в лиловом огне, над спинами с треском пролетает очередь ледяных копий.

Милита резко уводит верного летуна в сторону, позади вьется облако мельчайших осколков льда, солнце играет в нем радужными бликами, из пелены то и дело выныривают крылья и острая голова. Ледяной дракон, небольшой, но изящный, быстрый как пчела, преследует неотрывно. Милита выписывает лихие виражи, но ледяной угадывает, упругое тело тут же выворачивает на нужный путь, словно привязанная к хвосту костяного лента.

Со всех сторон хрустят ледяные иглы, дракон выплевывает их как зачарованный скорострельный арбалет: тонкие, хрупкие, но пугающе проворные, а главное — много, очень много, стая за стаей, ледяное жало обязательно проткнет кого-нибудь из людей.

Лед разбивается о хвост, гребень, кости таза, застревает меж ребер и позвонков, обломки награждают лицо Эгорда холодными царапинами.

Воин-маг оборачивается, рука бросается к костяному хвосту, за ним вспыхивает свет щита, гораздо слабее прежнего, сил мало, но сдержать ледяную мошкару худо-бедно хватит…

Небесный простор исчезает, перед глазами разворачивается темная стена океана. Милита обрушивает дракона в пике, воздух ревет белыми полосами.

— Ты что вытворяешь? — Тиморис высовывается из безопасной ложбинки в костяном рельефе.

— Не оторваться. — Эгорд экономно подпитывает щит остатками сил.

— И решили с горя утопиться? — Тиморис на взводе, но истерики ощутимо меньше. Наверное, перебоялся сверх меры, перед ликом смерти будет спокоен как удав.

Синий дракон сообразил: на десять слабых копий выпускает одно мощное, как бревно. Милите хватает реакции уводить костяного из-под обстрела, но очередной крупный снаряд пробивает щит, свет плавит основную массу, в шлем Эгорда врезается хлипкий обмылок, лицо в кусачих брызгах. От щита не остается даже искорки, на новый сил нет, Эгорд в изнеможении наваливается на гребень.

Океан будто падает с неба, сейчас раздавит в кровавую кашу, волны блестят как кривые мечи…

Милита тянет отростки шейного хребта на себя, костяной делает крутой крюк, крылья гремят в широком размахе, натягиваются как паруса, океан уже летит вдоль, но устрашающе низко, драконьи лапы сбивают с волн пенные шапки.

Ледяной ящер тоже летит вдоль воды, сыпет кольями как зернами на посеве.

Немертвая, продолжая вилять, пристально смотрит сквозь волны в темную глубь, как при рыбной ловле, ноги и правая рука оплетают высокий шип, левая перевешивает тело вниз.

— Что она делает? — спрашивает Тиморис.

— Спасает нас. — Эгорд следит за фигурой девушки. — Не отвлекай ее.

Милита сосредоточена на воде, удивительно, как еще ухитряется вести дракона, быть может, мысленно?.. Эгорд и Тиморис наблюдают за немертвой, головы неосмотрительно тянутся вверх.

Срабатывает боевое чутье, успевают тревожно переглянуться — и откатываются каждый к своему бивню, между ними мелькает великанская стрела льда…

Из воды бьет щупальце.

Милита с ревом тянет дракона вверх, глаза опять залиты небом, от края до края. За спиной взрыв воды, будто взрываются уши и голова, и звук стягивающегося хлыста. Эгорд оглядывается.

Темно-серые щупальца как кошмарный цветок, «лепестки» скручивают синего дракона, тот отчаянно изгибается, но тяжелые мясные кольца нагромождаются одно за другим, неприятный хруст, ящер взвывает от боли.

Спрут разрывает дракона пополам.

Вой обрывается, в океан дождем сыпется кровь вперемешку с водопадами, что текут с высоченных щупалец.

— П-п-подарок для самочки? — спрашивает Тиморис.

Эгорд потрясенно кивает, взгляд никак не оторвется от танца гигантских плетей.

Щупальца утягивают добычу в черные недра океана…

Милита выводит за облака, бархатный небесный туман щекочет мокрое лицо, сушит волосы, Эгорд с болезненным удовольствием падает на гребень, тело ноет, но сквозь ломоту просачивается желанный бальзам отдыха: если не шевелиться, боль уступает приятному мягкому теплу. Тиморис валяется напротив, как зеркальное отражение.

Милита меняет курс, дракон накреняется, теперь морда нацелена правее изначального пути.

— В чем дело? — спрашивает Эгорд, голос хриплый.

— Надо убираться с этого маршрута. — Милита рычит спокойно, словно и не было безумной воздушной баталии. — Скорее всего, драконы форсируют с материка на материк именно по этому пути. Хорошо, нарвались только на трех. С пятью вряд ли бы справились…

— Ну ты даешь, подруга! — выдыхает Тиморис, лицо светится счастьем, еще бы: живой! Кажется, вообще не слушает, кто куда летит, просто радуется.

— Размечтался, — фыркает Милита. — Никому не даю.

Тиморис сгибается от смеха.

— Полет окольными путями может затянуться. — Эгорд игнорирует дурачества. — Каждый час гибнут десятки, сотни людей, города рушатся…

— Плевать на людей и города, — отрезает немертвая. — Я лечу мстить не за них, а за Витора! Не нравится — прыгай и греби прямо, вместе со спрутами и драконами.

— А ты что скажешь? — Эгорд поворачивает строгий взгляд к Тиморису.

— Я за обход. — Воин разводит руками. — Извини, дружище. Не хочу нарываться на смерть, хоть и доблестную, без острой нужды. Толку в ней нет, а выбирать можно. Выбираю дорожку длинную, но безопасную.

— Если Зарах сдохнет, — Милита косится на Эгорда, — демоны лишатся командования и прекратят нападать на твоих драгоценных людишек.

— Как ты нас любишь, — ехидно вставляет Тиморис.

— А чтобы Зарах сдох, — продолжает немертвая, — нужно до него добраться. Целыми и желательно невредимыми.

День летят в молчании, хотя Милита и Тиморис иногда перекидываются словами, но Эгорд не вслушивается, по интонациям слышно, что ничего серьезного. Воин-маг обозревает водные и небесные просторы, но они — лишь фон для призрачных картин из памяти и воображения.