Андрей Буревой - Одержимый. Рыцарь Империи

Вещи мои потащили в местную кладовую, а меня самого повели в хладное подземелье. Действительно хладное запредельно – камни под ногами будто ледяные. Да еще и невесть откуда взявшийся сквозняк… Пока шли, я продрог. И с облегчением принял заточение в крохотную камеру. В ней хоть не дует так. Хотя через щель под старой, обитой железом дверью чувствительно тянет по босым ногам.

Ну зато кандалы сняли с рук. Правда, вместо этого к правой щиколотке прицепили толстую ржавую цепь… Закрепленную на вбитом в каменную кладку штыре.

– Ну вот, располагайся, значит, на постой, – удовлетворенно произнес сопровождавший меня десятник, отступая к двери вместе с парой своих вооруженных подчиненных.

– Спасибо хоть в общую камеру не заперли, – вздохнул я, опускаясь на охапку свежей соломы, любезно брошенную кем-то в угол.

– Приказа такого не было, – ответили мне, закрывая дверь. И уже через зарешеченное окошко, отодвинув расположенную с наружной стороны задвижку, добавили: – Да и вообще сказано разместить тебя с максимально возможным удобством, без притеснений, чтобы не окочурился ненароком. Так что отдыхай себе до суда. Сюда даже крысы не заглядывают… Те, что любят всяким соням пальцы отгрызать…

На этой радостной ноте окошко закрылось, и остался я совершенно один… Ну не считая конечно же беса. Поганец скопировал мою позу, плюхнувшись рядышком на зад, согнув ноги в коленях и положив лохматую башку на сложенные лапы. Скорчив расстроенную физиономию, покосился на меня. За что мне тут же нестерпимо захотелось отвесить ему подзатыльник. Жаль, нельзя.

Пары минут не прошло с момента моего заселения на новое место жительства, как окошко на двери вновь открылось и в него сунулась какая-то толстая харя. Такая толстая, что целиком не поместилась в небольшой проем.

– Так, кто это у нас?.. Новый постоялец?.. – радостно протянул незнакомец, являющийся, похоже, здешним тюремщиком.

– А кто такой? Из наших или приезжий? – с любопытством перебил его кто-то другой и отпихнул от окошка. В проеме возникла еще более жирная и самодовольная рожа, произнесшая: – О!.. Этого я не знаю…

– Ты что натворил, паря? – отодвинув сотоварища, спросил первый. – Прирезал, что ли, кого по пьяни?

– Почему сразу прирезал? – удивился я.

– Так в этом крыле у нас только самые отъявленные злодеи сидят, – охотно пояснил надзиратель. – И раз ты здесь, то, значит, что-то эдакое сотворил.

– Точно! – поддержал его второй, отпихивая от оконца, и радостно уведомил меня: – У нас тут даже людоед есть!

– Вынужден вас разочаровать, людей я не ем, – хмыкнул я. – Да и вообще понятия не имею, за что меня арестовали.

– Что, столько грешков, что не знаешь, за какой и взяли? – гоготнул мой собеседник, совершенно неправильно поняв меня.

– Типа того, – криво усмехнулся я, не став никого переубеждать.

– Ладно, пойдем к Вильяму-горлохвату, – постояв и помолчав, разглядывая не расположенного к беседе меня, сказал один тюремщик другому. – А то этот скучный какой-то.

Задвижка на окошке защелкнулась, и надзиратели двинулись дальше по коридору. А я призадумался… Над тем, что же на меня собираются повесить. Что вообще задумала Кейтлин, затевая суд? Ей же много проще самой прибить обидчика, чем устраивать всякую муть… Или она решила, что смерть для меня – слишком легкий выход, и жаждет на каторге сгноить?..

Сон вообще не шел. Да и холодно слишком, для того чтобы спать. Так и сидел, поджав босые ноги, на охапке соломы до самого утра. Как ни странно, в моей темнице было крохотное окошечко на свободу, просто я его не заметил поначалу. Слишком оно мало. Да и является, по сути, лишь трубой, через которую в подземелье поступают воздух и немного дневного света.

Тюрьма с зачином дня прямо ожила. Наполнилась гулом, шумом. Очевидно, немало здесь люда сидит.

Кормежка началась. По коридору прокатили какую-то скрипящую тележку и начали стучаться в камеры – еду заключенным раздавать. А про меня словно забыли… Ну да не очень-то и хотелось, учитывая, как громко ругался на тюремщиков сидящий по соседству со мной злодей. Не понравилось ему, вишь, что уже в который раз плесневелый хлеб достается, а каша опять подгорела.

Время потекло… Заключенных еще трижды покормили. А за мной так никто и не пришел.

Я как бы уже беспокоиться начал. Нехорошие мысли стали в голову закрадываться – а не собрались ли меня здесь втихую уморить? Без всякого суда?..

Походив по камере, поразмявшись, я цепь свою подергал, покрутил. В принципе если поднапрячься, то штырь можно выдернуть из стены.

– Эй, ты что это там задумал? – отвлек меня от попыток крутануть цепью штырь знакомый голос.

Повернувшись, я обнаружил знакомую толстую рожу, заглядывающую в окошечко на двери.

– Да так, прикидываю, – неопределенно высказался я, выпуская цепь из рук.

– Ну-ну, – хмыкнул надзиратель и пригрозил: – А то смотри – будешь непотребства какие устраивать, мигом из арбалета в тебя стрельнем.

– Да какие непотребства? – с досадой высказался я. – Что меня на суд-то не ведут?

– Откуда ж я-то знаю? – откровенно удивился тюремщик. – Мне о том никто не докладывает… Может, завтра что решат, – предположил он.

– Да хоть бы поскорей уже, – вздохнул я, поняв, что ничего внятного мне от простого надзирателя не добиться. Потерев бурчащий живот, спросил о насущном: – А что тогда не кормят меня?

– Средствов в городской казне не хватает на то, чтобы вас всех прокормить. Вот, – важно выдал тюремщик.

Я только хмыкнул. Но кивать на чью-то толстую рожу, не иначе как разъеденную на скудных тюремных харчах, не стал.

А надзиратель меж тем продолжил, наморщив лоб:

– А тебя еще к тому же в особом порядке потчевать повелели… Вот и думаем, как угодить. – После чего пообещал, захлопывая оконце: – Завтра что-нибудь решим с твоей кормежкой.

Так я и остался голодным… Урчащее брюхо погладил, вздохнул да на охапку соломы вернулся. На ней хоть ноги не так мерзнут.

Минула еще одна бессонная ночь. Началась кормежка. Опять кашу давали… А про меня забыли вновь!

Когда развозящая пищу тележка прогремела мимо меня, возвращаясь, я не выдержал и, подойдя к двери, громко забарабанил.

– Ну что тебе? – заглянула в окошечко спустя какое-то время толстая харя надзирателя.

– Кормить меня кто обещал? – возмущенно обратился к нему я.

– Сейчас все будет, – заверил он. – С остальными только разберемся.

И правда, десятка минут не прошло, как заскрипел засов, забренчал замок и дверь в мою камеру отворилась.

– Э-э… – растерянно протянул я, глядя на двух толстобрюхих и толстомордых надзирателей, втаскивающих: один – медный таз с исходящей паром водой, а другой – табурет и белоснежное полотенце.