Павел Корнев - Осквернитель

Карета остановилась, Ори распахнул дверцу и оповестил меня:

– Приехали.

– Вижу, что приехали, – буркнул я, взял себя в руки и вздохнул: – Ладно, ждите здесь.

Сам прихватил трость, прошел в кладбищенские ворота и сразу свернул на тенистую аллею, засаженную кленами и липами. Среди деревьев гулял легкий ветерок, жара отпустила, и дышалось здешним чистым воздухом на удивление легко; невольно даже закралась мысль, что живым сейчас остается лишь позавидовать мертвым.

В городе – духота и зной, здесь – свежесть и прохлада.

Будто из преисподней на прогулку выбрался. А все наоборот, да…

– Мастер Шило! – окликнул меня сидевший на скамейке в тенистом уголке аллеи Хмурый. – Присаживайтесь! Успеем повялиться на солнцепеке.

Я опустился рядом с подручным и поморщился, не скрывая досады:

– Шарлю стоило бы дважды подумать, когда он выбирал место для похорон.

– Когда это он думал о ком-нибудь, кроме себя? – резонно отметил головорез.

– Но не на холме же! – Я махнул рукой и уже на полном серьезе спросил: – Ты проверил обстоятельства его смерти?

– Девчонка была новая, из приличной семьи. Уж не знаю, как там все случилось, но по всему выходит, что ткнула она его наугад, куда придется. А пришлось в сонную артерию. Шарль истек кровью в считаные мгновения. Поговорить бы с этой дурехой, да она, когда поняла, что натворила, в окно кинулась и, как на грех, на ограду напоролась.

– Сама кинулась или помогли?

– Вроде сама.

– Следы насилия?

– Многочисленные, – подтвердил Хмурый и пояснил и без того очевидную вещь: – На ней, не на Шарле.

– Понятно. Значит, случайность?

– Да какая случайность? – с отвращением протянул головорез. – Давно все к тому и шло.

– Тоже верно, – согласился я, оперся на трость и поднялся на ноги. – Идем, нехорошо опаздывать.

– Шарлю уже все равно.

– Ему – да, остальные нервничать будут.

Уж в этом сомневаться не приходилось: в траурной одежде на таком солнцепеке долго не выстоять. А кладбищенский парк хоть и подходил к холму, но на склонах деревья не росли, и засыпанные гравием дорожки петляли там меж раскаленных на солнце надгробий. И только уже на самой вершине маячили фигуры людей – черные, словно стая слетевшихся на падаль стервятников.

Хорошее место Фаре выбрал. Хорошее – да, но зачем ему такой обзор из могилы?

Не понимаю.

С трудом подавив желание ослабить шейный платок, я растянул губы в скорбной улыбке и по солнцепеку принялся взбираться на самую кручу. Там выразил соболезнования родне покойного, после отошел к коллегам, но о делах говорить не стал, молча замер на краю могилы и начал внимать словам затянувшего бесконечную речь священника.

Правда, просил я Святых вовсе не о хорошем посмертии для Шарля Фаре, просил ниспослать нам хотя бы одно-единственное облачко.

Остальные, подозреваю, тоже.

В ресторацию вернулся совершенно разбитым. Заскочил в апартаменты переодеться, затем спустился в обеденный зал и выдернул в коридор Клааса, занятого организацией поминок.

– Все приглашенные собрались? – спросил у помощника.

– Из наших – все. Только Живица пока не видно.

– Пошли за ним кого-нибудь, – распорядился я, не желая затягивать начало мероприятия.

– Отправлю, ага, – кивнул Дега и неуверенно потеребил кожаную обложку планшета. – Мастер…

– Ну?

– Может, мне стоит заняться делами Шарля? Корабль с опиумом придет со дня на день…

Я покачал головой:

– Нет, на тебе и без того нищие.

– Но…

– С опиумом разберусь сам, – отрезал я. – И пошли кого-нибудь за Майло, не тяни.

Клаас отправился выполнять распоряжение; я прошел в обеденный зал и принялся ходить меж столов, на правах хозяина приветствуя публику. Здесь родни не было, здесь соболезнования в связи с тяжелой утратой приносили уже мне.

Я печально улыбался, кивал и выискивал взглядом нужных людей. Этим жал руки и как бы между делом сообщал, что, несмотря на смерть Шарля, все договоренности остаются в силе. Впрочем, собравшиеся это понимали и без всяких напоминаний, проблемы намечались с теми, кто на поминки явиться не удосужился.

Ну, да их время еще настанет.

Дега приблизился, когда гости уже начали расходиться.

– Мастер, – прошептал он мне на ухо. – На пару слов…

Я промокнул губы салфеткой и вслед за помощником отошел от стола.

– Ну? – поторопил там помощника.

– Насчет Живица… – пробормотал Клаас.

– А где он, кстати? – огляделся я, припомнив, что законник на поминках так и не появился.

– Он мертв, – прошептал Дега. – Убит.

– Что? – выдохнул я. – Что ты сказал?!

– Он убит…

Бокал в моей руке жалобно хрустнул и по ладони потекло вино. Я стряхнул осколки на пол и, не обращая внимания на всполошившихся гостей, зашагал на выход.

– Карету! – прошипел, обернувшись к помощнику. – Быстро!

Клаас рванул вслед за мной и сбивчиво зачастил:

– Не стоит, мастер! В его конторе сейчас полно легавых!

Еще и в конторе?!

Я пинком распахнул дверь и поспешил на задний двор.

Майло Живиц был моим святым-хранителем. Компромат зачастую сам по себе ничего не значит и никого не интересует, важно умение правильно преподнести его нужным людям. Законник на этом собаку съел, и без него я остался с кучей бумаг, которые не так-то просто будет пустить в ход, возникни в том нужда!

Майло, Майло, ну как же так…

У конторы законника и в самом деле оказалось не протолкнуться от стражей порядка. Удивляться этому не приходилось: и казармы рядом, и канцелярия дознавателей прямо напротив. Да и сам Живиц слыл фигурой в некоторой степени даже легендарной. Не раз и не два приходилось слышать, как его именем умудренные опытом следователи стращали своих начинающих коллег.

Кто по делу здесь, кто позлорадствовать пришел, а некоторые наверняка пытаются разнюхать, от кого теперь получать мзду.

Но не важно. К бесу их всех!

Выбравшись из остановившейся поодаль кареты, я обернулся к Клаасу и потребовал:

– Найди кого-нибудь, кому мы платим. Я хочу знать все.

– Хорошо, – озадаченно вздохнул Дега и отправился на разведку.

Сам я в толпе толкаться не стал и поднялся на крыльцо соседней конторы. Увидел, как растерянных охранников Живица прямо на улице опрашивает незнакомый чернявый тип, и сделал мысленную пометку переговорить с ними самому. Сделал – и позабыл об этом, как только на глаза попалась необъятная фигура Ференца Ольтера.

Тот тоже заметил меня, кивком указал вдоль улицы и, грузно переваливаясь с ноги на ногу, поплелся к перекрестку. Я подождал, пока он выберется из толпы, затем сбежал с крыльца и пристроился рядом.

– Зачем вы здесь, мастер Шило? – пропыхтел толстяк.

– Помимо того что Майло выполнял для меня некую работу конфиденциального характера, – витиевато ответил я, – его смерть – большая утрата для всех нас…