Павел Корнев - Осквернитель

– В ресторацию ехать нельзя, была облава, там все вверх дном перевернули. Наших по всему городу шерстят. Пока никого не накрыли, но надо бы на дно залечь от греха подальше.

– Едем к тебе?

– Идеальный вариант, – кивнул головорез. – Хоть и болтают, будто город к юбилею его величества чистят, да только брехня это. Стражники у непонятных шпиков на побегушках, заранее об облавах их в известность не ставят. Так дела не делаются, Себастьян, тебе ли не знать?

– Не делаются, – подтвердил я. – Ты прав, это по мою душу.

Возросшая активность Стражи – без всякого сомнения, ответ на недавний штурм склада. Но что за непонятные шпики? От какого они ведомства?

Я повторил этот вопрос вслух, но Хмурый ничего полезного сообщить не смог.

– Пусть твои парни разузнают, – потребовал я, достал бутылку с полынной настойкой, с сомнением взболтал ее содержимое и убрал обратно. – А пока, ты прав, надо залечь на дно.

«Дном» стало обиталище Хмурого со товарищи – заброшенный доходный дом в самом центре Акульей пасти. Благоразумные люди обходили этот район десятой дорогой, да и стражники в трущобах были гостями нечастыми. Даже реши они устроить полноценную облаву, местное жулье предупредит Хмурого задолго до того, как штурмовые отряды доберутся до его норы.

А раствориться на узеньких улочках или уйти в катакомбы – минутное дело.

Не достанут.

Не достанут – да, но и безвылазно сидеть в этой дыре не выход. Слишком ставки высоки.

– Отправляйся во дворец, – попросил я Хмурого, когда выбрался из кареты во дворе доходного дома, – найди рыжего и скажи, что мне нужно ухо.

– Ухо? – с недоумением переспросил головорез.

– Левое ухо, – подтвердил я. – Ты скажи, он поймет.

Хмурый озадаченно кивнул и велел кучеру гнать во дворец. Они уже выехали на улицу, когда я вспомнил об убранном под сиденье сундуке, но только махнул рукой.

Ничего с ним не будет, в самом-то деле.

– Пойдемте, мастер, – позвал меня один из жуликов. – Я вас провожу.

– Пойдем.

И вслед за парнем я вошел в настоящий лабиринт темных коридоров, проходных комнат, крутых лесенок и непонятных закутков.

Заполучив в свое распоряжение доходный дом, Хмурый первым делом позаботился о том, чтобы вломившимся с улицы чужакам пришлось изрядно поплутать внутри, и в своем стремлении более чем преуспел.

Этот дом теперь полную роту солдат сожрет и добавки потребует; штурмовать его – чистое самоубийство, и всем чинам городской стражи об этом прекрасно известно.

Не сунутся.

Вслед за жуликом поднявшись на верхний, третий этаж, я прошел в гостевую комнату, открыл буфет, зубами выдернул до середины засунутую в бутылку пробку; хлебнул прямо из горла.

Хлебнул, но не почувствовал ровным счетом никакого вкуса.

Тогда уселся на кровать, сделал еще один длинный глоток и отпустил провожатого.

– Свободен. – Но сразу окрикнул: – Нет, стой! Как только Хмурый вернется, пусть сразу зайдет, без промедления. Понял?

– Передам, мастер.

Парень ушел, а я завалился на спину и уставился в темный, покрытый трещинами потолок. Огонек свечи неровно трепетал, отблески и тени прыгали из стороны в сторону, и ровно так же скакали в моей голове мысли.

Все упиралось в хорошее отношение ко мне Джека. Если он заартачится, если не рискнет передать найденное в кабинете главы надзорной коллегии нетленное ухо, то придется ехать во дворец и разговаривать с ним самолично, придется убеждать и терять время.

А времени в запасе остается все меньше.

Оттянув рукав, я посмотрел на браслет, темную поверхность которого больше не пятнали никакие проблески чистого серебра, и тяжело вздохнул.

Допрыгался!

Но самоедством заниматься не стал, вместо этого подсунул под голову подушку, и глаза немедленно закрылись сами собой. Даже не заметил, как задремал.

Просыпался плохо. Нехорошо просыпался, долго и муторно.

Будто сквозь пуховую перину продирался, через толщу воды со дна выплывал и никак выплыть не мог.

И вроде шум слышал и даже осознавал, что должен проснуться, но вот не мог – и все тут. Словно в каменный мешок угодил, а через узенькое окошко только и получается, что на волю руку высунуть.

Кошмар. Всего лишь ночной кошмар.

Но когда я кое-как разлепил глаза и уселся на кровати, оказалось, что кошмар только начинается.

И это кошмар наяву.

– Мастер! – с криком ворвался в комнату проводивший меня сюда жулик. – Облава! Облава, мастер!

Я вскочил на ноги, ватное со сна тело повело в сторону, и, чтобы устоять на ногах, пришлось опереться о буфет.

– Быстрее! – потянул жулик меня на выход. – Они уже в доме!

– Как так?! – прохрипел я, выскакивая в коридор.

– Не знаю! – отозвался провожатый. – Это не городская стража! Надо уходить в катакомбы!

Мы подбежали к лестнице, но оттуда уже доносились лязг, крики и глухие удары, с которыми заточенное железо врубалось в столь податливую человеческую плоть.

Опоздали!

– Сюда! – позвал тогда парень и бросился в неприметный коридор.

Я рванул следом и прямо на ходу распутал жегший душу своим противоестественным холодом тугой клубок скверны. Темень заброшенного дома расцветили серые полутона, а потом как-то враз сгинули неуверенность и нервозность.

Скверна потекла по моим жилам и щедро наделила силой, сделала собранным, быстрым и резким.

Очень-очень резким и смертоносным.

А еще теперь я видел в темноте. Именно поэтому, подскочив ко второй лестнице, сразу рванул жулика в сторону. В следующий миг внизу раздался резкий щелчок, и в стену под самым потолком вонзился арбалетный болт.

– Назад! – Теперь уже я потянул парня за собой, заволок его в ближайшую дверь и ухватился за стандартный для меблировки доходных домов буфет, рассохшийся и кособокий. – Помогай!

Вдвоем нам удалось выдвинуть дубовое чудовище в коридор и спихнуть его по ступеням прямо навстречу взбегавшим на третий этаж бойцам. Раздался жуткий треск, буфет стремительно скатился по крутой лесенке, подпрыгнул, смяв кого-то, и перевернулся. Тяжеленная громадина придавила сразу несколько человек, послышались панические вопли, и я бросился вниз.

– За мной! – крикнул жулику, перемахнул через буфет и всем своим весом врезался в поднимавшегося на ноги штурмовика. Сбил, навалился сверху, придавил к доскам пола повязанное фиолетовым бантом предплечье и полоснул по запястью кривым пахартским ножом.

Взвыв от боли, служивый выпустил меч, и тотчас короткий тычок изогнутым клинком в горло отправил его в Бездну. Но только я оттолкнул бившееся в судорогах тело и бросился наутек, как рывок за ногу повалил обратно. Лишь слегка задетый буфетом боец выбрался из-под него и замахнулся пехотным тесаком, пришлось пинком по голени сбить его с ног. Пойманный на полушаге, он тяжело рухнул рядом; мы сцепились и, переваливаясь друг через друга, закатились в какую-то комнатушку с провалом в разобранном полу.