Юрий Евстафьев - Версия

День Х объявлен не был. Ещё бы! В военное время ради такой информации гибли десятки разведчиков. Поэтому его просто не назначили. Примерно. Как получится. Опережая события, закончу описание операции по сбору ингредиента: когда день Х прогремел, товар продолжал поступать ещё около месяца. Только его уже больше никто не принимал и не вывозил, хотя для ликвидации товарных документов людей держали. Заметали, так сказать, следы. Чтобы не случилось ещё одного дня Х для доноров. Возможно, где-то и случались с товаром ЧП на дорогах – разбивался, разливался, но, надо полагать, дорожная полиция постеснялась, как говорится, выносить, в нашем случае, вонь из избы, и скрывала странные (сраные?) факты от высокого начальства.

По прошествии срока хранения наша же комиссия товар списала и вывезла на поля, для урожайности.

На создание главного фейерверка были брошены (а сначала найдены) лучшие мозги нации. Задание выдал сам Док. По мере разработки технического проекта, он вносил в него коррективы, дополняя всё новыми убийственными эффектами. Ведь очень непросто убить плоды тщеславия. Критика и насмешки обычно просто игнорируются, так высоко и уверенно летают эти плоды в пустом пространстве заблокированных тщеславием полушарий. Два раза в жизни Генсек испытал горькие разочарования, подобные пинкам в зад для полёта над лестницей. Первый раз – когда вслед за Лысым ему пришлось согласиться, что всеобщая мировая революция невозможна из-за банальной, совершенно не политической, а природной причины – только потому, что все люди – разные.

Не отчесав зада после первого урока, наступил на грабли – решил строить коммунизм на отдельно взятой территории, обнеся её в три ряда колючей проволокой. Но люди-то разные! Даже на отдельной изолированной территории.

Пришлось выравнивать сознательность населения, рубя несознательным головы. Потом спохватился – а кто же будет строить комрай? А те же несознательные – бесплатно и в назидание. К концу его жизни физическая ликвидация его врагов стала анахронизмом, просто, как старый людоед, он уже не мог перейти на другую пищу. Народ, оставшийся по эту сторону лагерных заборов, жил не намного лучше тех, кого они окружали. И здесь, и там не было ни хлеба, ни свободы.

Но мировая общественность, злорадствуя, ткнула-таки пальцем в больное место за попрание демократии. Синяки от пинков и тычков чешутся у Генсека до сих пор. Чтобы его добить, нужен был, очевидно, такой фейерверк, который показал бы народу, что король-то – голый!

Технический проект навесного оборудования, которое и было солью акции, давно уже подготовил сам Док, до докторской степени умудрённый механик. Чертежи выполнялись в КБ разных заводов, и после минимального контроля (лишь бы сходились отверстия под болты) шли в цеха. Названия узлов звучали технически понятно и подозрений не вызывали. На вид они были простыми баками, стойками, трубами и только специалист мог предположить, что собирается какая-то объёмная гидравлическая конструкция.

Особенно любовно Док доводил до полного технического и эстетического совершенства ту часть проекта, которая должна была вызвать у зрителей сначала Ахи! потом Охи! и, наконец, Ух! Для этого ему понадобились, не более не менее, как спецы по воздухоплаванию, спецы по одновременному подрыву множества зарядов, спецы по гидравлическим системам высокого и низкого давления, и даже художники-оформители, которые сейчас называются дизайнерами, ну и, само собой, скульпторы.

Сооружение, что родилось у Дока в голове, было продуктом тех поколений инженеров-механиков, которые могли сделать всё. А главное, они умели организовывать творческие и рабочие коллективы для выполнения совершенно новых, незнакомых проектов. Возможно, что в результате именно механики породили специалистов всех остальных направлений – электриков, радистов, химиков, сварщиков и т. д.

Не подумайте, что Док хотел устроить на объекте бомбометание. Конечно, нет! Он любил людей, иначе не стал бы профессором-преподавателем, бесконечно терпеливым в процессе обтёсывания Буратин и Буратинок для придания им схожести с собой. А раз уж он их почти рожал, то был им как папа и мама, и никак не мог даже теоретически создать физическую опасность для них и для их настоящих родителей.

Поэтому и подрывники нужны были ему не для подрыва мин под толпой зрителей, а только для технического ускорения процесса открытия праздника и слаженности всех его этапов.

Гидравлики, как спецы универсальные, которые должны разбираться и кое-что уметь как в сантехнике, так и в плавании по воздуху, практически связывали все узлы конструкции воедино и отвечали за наладку всей системы, как храмового орг а на перед праздничной мессой. Ах, как он должен сыграть в день Х!

Художникам отводилась тоже очень важная роль. Их творчество, особенно плакатное, всегда направляло, вдохновляло, вело и поднимало настроение масс. Их продукция должна была запудрить мозги, а вернее, замазать глаза, толпе. Подкреплённые запасом красноголовых сосудов, или только благодаря им, массы были всегда готовы на любые движения, особенно на проведение сходок по поводу демонстраций, годовщин, праздников урожая, на борьбу за урожай и просто из любопытства. В нашем случае хватило бы и одного любопытства. Несколько дней наблюдения за тем, как вокруг объекта что-то возводится, что-то подвозится и отвозится, почему-то всё скрывается за цирковым тентом, а внутри что-то ухает, скрипит, сваривается и режется, и, главное, что по утрам рядом с этим цирком можно собирать бутылки – в душах малоимущих граждан из окрестных домов поселило осознание важности происходящего, а причастность к нему через посуду – и важности собственной. Естественно, такие события никого не могли оставить равнодушным, и любопытство было подогрето до высшего градуса.

Попытки проникнуть и узреть, дабы не умереть в незнании, пресекались негрубо, но категорично. Также не удавалось завязать свойских разговоров и знакомств. Строители держались, как солдаты, повязанные присягой и военной тайной. Но повязаны они были другим – круговой порукой перед опасностью, намного более страшной, чем война.

Профессиональная страсть самодеятельных художников, из которых до сих пор получаются оформители, особенно тонко улавливающие желание масс, в отличие от выпускников элитарной Строгановки, была обращена на создание многокрасочных vulgarite, прототипов Диснеевских мультиков. Классическая размытость и недосказанность, висевшая в музеях, раздражала передовую часть нашего общества, членские билеты раскалялись на груди её членов, пока не расплавили большевистское возмущение и негодование до состояния огненной лавы и не извергнули её из большевика Никиты Хрущёва на выставке авангардистов в московском Манеже.