Виктор Ночкин - Темные пророчества (сборник)

Столбы дыма на юго-востоке стали плотнее, потемнели, все новые и новые полосы пятнали горизонт, сливались, расползались в ширину… Дым встал сплошной стеной.

Страннику встретилась повозка маркитанта. Унылый возница упросил поглядеть товар. Кинжалы в дешевых ножнах, упряжь, грубая снедь… Торговец с надеждой глядел на всадника, мечтал продать хоть что-то. Он запоздал тронуться в путь, потом задержал встречный поток беженцев. Теперь он не поспеет в лагерь до начала сражения… а там – понадобится ли его товар хоть кому-нибудь? Всадник подумал, что следует отметить смелость торговца. Отправиться навстречу армии мертвых – на это не каждый решится. Пусть маркитант не собирается сражаться, но и он служит войне. Всадник купил сухарей и кусок окорока, а торговец рассказал, что на юге горят леса. Его величество велел устроить пожар на пути армии мертвых. Разумеется, так нашествия не остановить, однако король надеется выиграть время, чтобы под его знамя сошлось как можно больше воинов. Епископ проповедовал, что это божья кара, что сопротивление бесполезно. Его величество приказал повесить епископа и запретил проповеди… Говорят, кое-где уже грабят церкви. А король выступает навстречу неупокоенным. Соседям разосланы приглашения, призывы… никто не спешит на подмогу.

Всадник кивнул – он все это видел в Сентино.

– Что ж, – заметил маркитант, – если королю посчастливится победить, у соседей и нерадивых вассалов не будет оправдания, что, дескать, не поспели. Лесной пожар продлится еще дня два, пожалуй. Если бы захотели, пришли. Вы, мой господин, успеете наверняка, даже без особой спешки.

Всадник кивнул и ткнул каблуками бока рыжего жеребца. Он не удивлялся обращению «мой господин». Чем ближе поле сражения, тем чаще его так именуют. Они сами не понимают, насколько правы.

Под вечер задул южный ветер, он нес крошечные частички золы и запах гари. Рыжий конь не знал усталости, но всадник решил не торопиться. Чем темней становилось, тем заметней на юге было зарево большого пожара. Неизвестно, сражаются ли неупокоенные ночью, но огонь они вряд ли смогут преодолеть. Это означает, что спешить пока что незачем, маркитант прав.

Путник раздумывал, мерно покачиваясь в седле, что он отыщет завтра на поле боя. Ответы? Но на какие вопросы? Может, и вопросы он также обретет завтра? Толстяк сказал, что они сродни воинам армии мертвых, но всадник не чувствовал в себе ни малейшей симпатии к безжалостным мертвецам. Вот толстый обжора прекрасно чувствовал себя среди неупокоенных… Он будет идти вслед за войском и подбирать еду, она не требуется мертвым… Чума, напротив, устроился среди живых – однако и он лишь брал, ничего не давая взамен. Он непрестанно наносил людям обиды и оскорбления. Он жил среди людей, но был не с ними, оставался чужим. А воин ощущал, что не чужд этим существам – зачастую не понимающим его, иногда жалким, обидно беспомощным… подчас отвратительным… Он, в отличие от собратьев, также носящих серебряные трубы, был неким образом связан с людьми и надеялся понять эту связь завтра, когда начнется сражение.

В стороне от дороги показался оранжевый огонек. Уже несколько часов на тракте никого не встречалось… Кто же это? Последние беженцы? Военный отряд? Когда путник поравнялся с костром, его окликнули. Он с удивлением узнал среди людей, расположившихся у огня, рыжего мытаря. Тот принялся громогласно объяснять спутникам, что вот этот господин и есть тот самый воин, что спас его, когда мертвые солдаты настигли обоз. Мытарь с жаром стал расписывать, как путник геройски разделался с целой сотней скелетов. Слушая его, всадник улыбнулся. Оказывается, он умеет улыбаться. Его, конечно, позвали к костру. Воин спешился, присел рядом с рыжим и вставил:

– Скелетов было не больше сорока. Как твое плечо?

Мытарь не унимался:

– А хоть бы и сорок! Главное – не бояться, бить их. Эх, господин мой, такого страху эти мертвяки, признаться, нагоняют! Но как увидел я на дороге, там, как вы их рубите, будто морок с глаз упал! Малец мой упросил деревянный меч ему сделать, все машет теперь, все машет. Я, говорит, всадник на рыжем коне. А плечо – ерунда, заживет…

Он доставил обоз в Сентино. Пробиться к столице им все равно бы не удалось, а так хоть спаслись и груз сберегли. На казенные деньги мытарь пристроил семью и купил оружие. Для себя и вот этих добрых людей. Они – правильные мужики, вроде него, не могут остаться в стороне… Его величество простит, что потратил монеты. Все поймет и не станет взыскивать недостачу.

Воин оглядел «правильных мужиков» – те не отводили взглядов. Это хорошо.

– Я-то сам не всю жизнь пером да чернильницей воевал, – продолжал рассказывать мытарь. Начинал как все – простым копейщиком, в пехоте. Выслужился. Потом одно поручение, другое… я же грамоту знаю… счет, опять же. Женился, растолстел… Мытарем на заставе поставили, налог собирать, служба сытная, ленивая. Думал, не придется теперь воевать, однако же вон как вышло. Так что я не могу в стороне остаться, нет, никак не могу. А я вас, мой господин, все вспоминал. Люди разное болтают. Мол, нельзя противиться этим мертвякам, мол, воля божья. А я все вспоминал, как лихо вы их рубили. Нет, нельзя сдаваться, нужно воевать.

«Правильные мужики» молча кивали, по их лицам пробегали оранжевые отсветы огня. Они глядели в костер, изредка то один, то другой задумчиво шевелил палкой в золе или подбрасывал веток. Украдкой разглядывали всадника. Тот подумал, что мытарь успел рассказать о спасителе немало небылиц, теперь он – герой легенды и символ. Очень важный для этих людей символ. Что же, все верно, так и должно быть.

Воин снова улыбнулся. А когда мытарь вспомнил старшую дочь, которая тоже не может забыть спасителя – улыбнулся в третий раз.

Наутро всадник покинул бивак. Он не прощался – нынче им предстоит встретиться на ратном поле. Всем придется. Быть может, судьба сведет их снова… Приятели мытаря, сопя, затоптали уголья, тлеющие под слоем белесой золы. В этом мирном поступке тоже была надежда – они действовали так, будто миру еще пригодится эта рощица у дороги, и, стало быть, ее нужно уберечь от случайного огня. Завтра, и послезавтра, и впредь на этом месте будут расти кривоватые деревца. И еще не раз здесь у дороги расположатся на привал путники, снова разведут огонь на старом кострище, обложенном почерневшими закопченными камнями…

«Правильные мужики», с которыми всадник провел ночь, выступили вскоре после его отъезда. Оглянувшись, он увидел в сотне шагов позади знакомую рыжую бороду во главе процессии. С рассветом сменился ветер, теперь он дул в спину. Над головой стремительно неслись серые облака, текли, будто мутная река, складывались в причудливые фигуры, которые тут же рассыпались, расползались, меняли облик, принимали иные и иные образы…