Антон Орлов - Крысиный Вор

В том, что их взяли, он винил себя. Видящий, и не почувствовал, что «Золотой сиянский янтарь» – это ловушка, специально для них приготовленная. Они столько бродили по Жафеньяле и до того пресытились местной экзотикой, что чутье на опасность у всех троих притупилось, на что Поводырь и рассчитывал. К тому же Хантре настроился на поиски Ктармы и всего, что с ней связано, однако набитая фальшивым янтарем лавка не имела прямого отношения к этой организации, в том-то и фокус.

Смутное впечатление: личные счеты. Поводырь сторговался с кем-то посторонним – этот кто-то был жестоко оскорблен Золотоглазым, – и присутствие нового игрока, причем такого, который не заодно с Ктармой и сам не в курсе, кому помогает, сбило видящего с толку.

Учесть на будущее. Поправка: если ему светит какое-нибудь будущее, кроме этого каменного мешка.

Физические мучения отвлекали от главного: он провалил то, что должен был сделать, и теперь никаких шансов отсюда выбраться, чтобы продолжить борьбу против Ктармы. Во всяком случае, он таких шансов пока не видел. В комфортабельных условиях от этой мысли можно было бы рехнуться, а сейчас внимание переключалось то на боль в том месте, куда упирался выступающий камень, то на онемевшую конечность, то на воспаленные ссадины, так что в своих стараниях максимально отравить ему жизнь глава Ктармы просчитался.

Если он все-таки найдет способ освободиться – Поводырь труп. А если его опередит Золотоглазый – Поводырь жестоко изувеченный труп.

Эдмар как-то раз пошутил с многозначительной ухмылкой, что «бывших демонов не бывает». Кто бы спорил. Глава Ктармы нарвался, хотя вряд ли осознавал, насколько плохи его дела – с того момента, как он произнес то, чего говорить не стоило.

Хантре тогда передернуло, так что цепи звякнули, и Поводырь смерил его прохладным брезгливым взглядом: решил, это реакция на угрозу. Если бы. Тейзург мастер сохранять хорошую мину при плохой игре, но Хантре стоял рядом, а его способность улавливать чужие эмоции не смогли перекрыть даже рунные оковы.

Сокрушительная волна паники, дикой, темной, невыносимой, – и вслед за ней такая же сокрушительная ярость демона Хиалы, жаждущего подвергнуть всем мыслимым и немыслимым истязаниям того, кто посмел его напугать. Тейзург в это время отвечал Поводырю с непроницаемой улыбочкой аристократа, которого занесло в неподобающее общество. Глаза сощурены, радужка словно расплавленное золото – чему удивляться, ясно же, что в глубине души он напуган и зол. Но до какой степени он напуган и зол – это почувствовал только видящий , невольно подавшийся в сторону.

Цепи не позволяли замахнуться, иначе бывший демон прикончил бы Хантре на месте, размозжив ему голову тяжелыми кандалами. Во всяком случае, такой импульс у Тейзурга мелькнул: самое простое решение проблемы, чтобы не повторилось то, что однажды уже было.

Хантре не помнил свои прошлые жизни, а он помнил, благодаря Лилейному омуту. Он ведь рассказывал о Марнейе и о событиях, которые произошли после ее разгрома, но видящий до сих пор не догадывался, что у Золотоглазого с тех времен, через все последующие жизни, осталась душевная травма. Не ожидал от него…

Разглагольствующий Поводырь врезал со всей дури по скрытой, но так и не зажившей до конца болячке – и сам не понял, что сделал. До сего момента он был для Тейзурга всего лишь противником в игре с высокими ставками, сидящим по ту сторону доски сандалу, а теперь перешел в разряд личных врагов. Если бы он понимал, как обстоят дела – скорее всего не заступил бы за эту черту: в отличие от рядовых ужасателей Ктармы с их идейной одержимостью Поводырь был опытным и расчетливым игроком.

Тут густой полумрак, и без разницы, закрыты глаза или открыты, но Хантре все равно прикрыл их, отгородившись от внешнего мира. Чужая душа – потемки и непролазные заросли, и нет ничего хорошего в том, чтобы блуждать в этих чужих зарослях целые тысячелетия напролет, потому что тебя никак не хотят отпустить.

Тейзурга ужаснула перспектива снова увидеть, как Хантре будут пытать. Такое уже было – по его рассказам – после гибели Марнейи, когда он вынужден был на это смотреть и ничего не мог сделать, и вот теперь ему посулили повтор того же самого. В первые несколько мгновений он был близок к безумию, но сумел взять себя в руки. Он еще доберется до глотки Поводыря, живой или мертвый: Хантре подозревал, что такого, как он, даже смерть не остановит.

Шнырь смотрел на результат своих трудов с восторгом и гордостью. Он сам! Вызвал! Демона Хиалы! Одного из князей Хиалы! Пусть он сделал это с помощью княжеского волоса и заклинания, написанного кровью господина, все равно же сам!

Демон явился в образе рослого мужчины с мускулистым торсом, лисьими ушами и пушистым хвостом. Из одежды на нем были кожаные штаны и высокие сапоги со всякими цацками-подвесками, среди которых вызывальщик разглядел и драгоценные камни, и чьи-то клыки, и даже стеклянный шарик с глазным яблоком внутри. Длинные серебристо-белые волосы гостя из Хиалы мерцали в лунном свете. Большинство людей сказали бы, что он красив, но для гнупи это слово было пустым звуком.

На всякий случай Шнырь затаился в кустах и выглядывал оттуда с опаской, а то вдруг князю Серебряному Лису не понравится, что его осмелился призвать какой-то мелкий гнупи.

– Эдмар, ты где? Хотя ясно, что тебя здесь нет… А ты, кто там прячется, выходи по-хорошему!

Демон указал когтистым пальцем прямо на Шныря, и на когте, как будто отлитом из серебра, сверкнул звездный блик.

Гнупи почувствовал, что его обволакивает какая-то невидимая жуть, которая запросто удушит и раздавит, оставив мокрое место.

– Беда у нас, господин князь! – возопил он, на четвереньках выползая из кустов. – Уж такая беда, такое горе, выручать надо господина Тейзурга, только на вас вся надежда, не дайте ему пропасть!

– Не ори, – оборвал Лис. – Рассказывай, что случилось. По существу и без причитаний.

Когда собеседник горестной скороговоркой изложил обстоятельства, он принялся задавать вопросы, а потом презрительно фыркнул:

– Да уж, так я и думал, что этот Крысиный Вор не настолько хорош, как все возомнили.

– Истинную правду говорите, господин князь! – Шнырь обрадованно всплеснул короткими ручками, сразу проникшись расположением к единомышленнику. – Он мою крыску отнял и на крышу закинул, а знали бы вы, сколько он господских сливок задарма вылакал! Слыхано ли дело, господин самолично перед ним сливки ставил на серебряном блюдечке, а он когда позволял себя за ухом почесать, а когда за руку цап! А давайте, мы с вами господина Тейзурга и Кема-амулетчика от злыдней вызволим, а Крысиного Вора в тюрьме забудем? Вот уж поделом ворюге будет, как чужое-то хватать и не отдавать!