Владислав Картавцев - Эпоха раздела. Начало. Книга первая

Дед замолчал, потом медленно поднялся со своего ложа и неторопливо двинулся к выходу из шатра. Он откинул полог и вышел на свет. Свинцовое небо вокруг предвещало скорое окончание осени, за которой последует суровая, наполненная ветрами и снегом зима. Дед посмотрел вверх, прижал ладони к груди и постоял так несколько минут. После чего вернулся в шатер и занял свое привычное место. Чанг неподвижно ждал его возвращения.

– Мне иногда хочется насладиться простором, – продолжил дед, – там, куда я скоро отправлюсь, простора больше, но там жизнь течет по-другому. И мне будет сильно не хватать той радости жизни, которое дает мне мое тело. Хотя оно уже и порядком износилось – не то, что раньше.

Итак, ложь или правда? В сказках, которые женщины читали тебе в детстве, чудо-богатыри завоевали эти земли для нашего народа, опираясь исключительно на правду. Они были честными и мужественными и побеждали своих врагов так же честно. Так и должно быть в сказках.

В настоящей жизни все совсем не так. В жизни часто побеждает ложь и изворотливость, но из которой потом создают правду. Главный закон в жизни – победа любой ценой. Правду пишут победители – это ты тоже должен запомнить. А впереди любой битвы всегда идут слова. И кинжал или стрела только завершают начатое.

Мастер слова способен принести своему народу пользу гораздо большую, чем любая армия. Он может действовать неслышно и оставаться при этом в тени. Если ты хочешь добиться в жизни чего-то достойного, учись говорить, учись управлять людьми с помощью слов. Я понимаю, это трудно для тебя – но тебе придется понять, что слова – это такое же оружие, как и все остальное. И если ты мастерски владеешь луком и копьем, почему бы тебе так же мастерски не владеть словом?

Дед опять замолчал и закрыл глаза. Все его лицо было изборождено глубокими морщинами. Широкий шрам от удара кинжалом протянулся от левого глаза к подбородку.

Раньше дед часто, смеясь, рассказывал, что этот шрам оставил на его лице влюбленный соперник из соседнего племени, у которого он увел невесту.

И очень долго никто рядом не знал, что дед заработал его, когда в одиночку оборонял свой род от банды пришлых кочевников, которые посчитали небольшое стойбище, разбитое в степи, легкой добычей. Он один тогда справился с двенадцатью воинами, но потерял нескольких родственников, которые в это время пасли скот на пастбище.

Оплакав родных, дед в одиночку, пользуясь только одному ему известными приметами, отыскал стоянку вражеского племени и под покровом ночи вырезал всех взрослых мужчин, носивших отличия воинов, включая вождя и всех его сыновей.

Говорили, что он применял какое-то колдовство, и жертвы сами шли к нему на убой. И до сих пор было неясно, правда это или нет, а дед сам ничего не рассказывал.

Оставшуюся часть племени – маленьких детей и женщин со всем их имуществом он преподнес в дар Повелителю Степи, оставив себе по праву победителя двух самых красивых молодых женщин, которые и стали ему четвертой и пятой женами. Они и теперь были рядом с ним.

Дед открыл глаза. Теперь они светились хитрецой.

– Я вспомнил, как один раз упражнялся в красноречии с торговцем солью, который пришел ко мне с большим караваном и большой охраной.

Он думал, что он умеет торговаться. Я же, напустив на себя простодушный вид и изображая неотесанного кочевника, решил купить у него немного соли или обменять ее на какую-нибудь безделушку. Ну, он и принял меня за легкую добычу.

Мы стали спорить. Я предлагал ему на выбор копченое мясо, шерсть, войлок, одежду, вытканную моими женами, оружие и даже ковры, время от времени повышая или понижая их стоимость на несколько донгов.

Мы долго торговались и пили ачачи. Мы возвращались к обсуждению цены много раз. Мой гость встретил достойного противника. Он никак не хотел смириться с тем, что какой-то кочевник не уступает ему в искусстве вести беседу.

Мы торговались и пили несколько дней. В итоге я купил у него соль лишь ненамного дешевле, чем он ее мне поначалу предлагал, но его охрана выпила у меня весь ачачи и съела все припасы, платя за них назначенную цену.

Когда торговец узнал о затратах, которые он понес, он попытался выбить из меня хоть какие-то деньги, но потом, почувствовав, что я не собираюсь уступать, пошел на попятную и заплатил за все, а под конец смотрел на меня вполне уважительно.

Запомни, ты должен всегда иметь при себе какой-нибудь козырь, скрытый до поры, до времени, – продолжал дед, – только что я рассказал тебе, как облапошил торговца, сыграв на его неуемной гордыне.

Ведь он думал, что не встретит здесь человека, равному ему в искусстве торговли, а я намеренно отвлекал его внимание, потакал его чувству превосходства, но уступил только тогда, когда посчитал нужным.

Когда караван торговца пришел в мое стойбище, я заметил, что воины, да и сам торговец выглядят порядком уставшими и сильно раздраженными. Я сделал вывод, что либо они путешествуют уже очень давно и просто устали, либо торговец совершил какую-то невыгодную сделку, о которой теперь сильно жалеет и срывает свою злость на охранниках.

Подумав, я отбросил второй вариант – на много дней пути вокруг не было ни одного хоть сколько-нибудь умного кочевника, который мог бы так задурить голову торговцу, что тот упустил бы свою выгоду.

Следовательно, правильным было первое предположение, из которого выходило, что съестных припасов в караване осталось совсем немного – если они вообще остались – а уж ачачи, так точно, выпит давно. Зато у каждого охранника в кошельке звенят донги, которые им не терпится потратить.

Когда конец путешествия близок, дисциплина всегда падает – чувствуется усталость и скука. Каждый хочет вернуться домой с заработанными деньгами и потратить их на себя или на свою семью.

Я знал, что в караван идут, в основном, совсем молодые воины, которые еще не успели обзавестись собственным шатром и стадом коз, и поэтому они охотно тратят деньги на выпивку и прочие радости жизни.

Вот я и сделал так, чтобы караван задержался у меня как можно дольше, а сам послал своих женщин – естественно, под присмотром мужчин – торговать лучшим ачачи, тканями, мясом и оружием. И еще тем, что может предложить мужчине женщина.

В то время я и мой род был уже хорошо известен в степи, и у охраны каравана даже и в мыслях не возникало желание обидеть кого-нибудь из женщин. Все совершалось по обоюдному согласию – хотя все несколько дней, пока караван оставался у меня, а мы с торговцем спорили о цене за маленький мешочек соли, выпивка лилась рекой, и мясо обильно жарилось на кострах.