Валерий Андрианов - Я – некромант. Часть 1

учитель!

Помню, как толпа крестьян убить меня хотела

После инквизиторы калечили мне тело

Все восстало против молодого некроманта

Сделав меня мучеником моего таланта

Откуда я знаю, как мне двигаться? Почему я делаю именно это движение кистью левой руки? Почему после

рубящего диагонального удара правым лезвием сверху вниз я окутываю себя Костяным щитом с последующим

забросом за спину Копья праха? Нет ответа. Наверно музыкой навеяло…

Ты, зловещая луна

В мои муки влюблена

Отобрав души покой,

Что ты делаешь со мной?

Может ты мне дашь ответ

Почему весь белый свет

Обозлился на меня,

Для чего родился я?

Почему мои движения так быстры, а тело выдерживает такие нагрузки? Почему любое заклинание рождается без

построения плетений – мне просто достаточно подумать о нем? Что это? Тварей целая толпа, но я справляюсь.

Наполовину человек,

Наполовину я мертвец.

Таким останусь я навек –

Я будто волк среди овец.

Полна страданий жизнь моя,

Но выбор сделанный судьбой

Нет, изменить не в силах я:

Война с самим собой!

Почему я могу направлять заклинание без помощи рук? Это же уровень…, ого-го какой это уровень. Как это

возможно?

Люди мне враги, а ведь когда-то были братья.

Я на всю округу наложил свое проклятье

Гибнут урожаи, а вокруг чума и голод

И ветра залетные приносят жуткий холод

На финальном заклинании Ветер праха я понимаю, что мне не хватает маны. Совсем немного. Чуть-чуть, а не

хватает, но брать больше, чтобы заработать откат я не хочу. И прежде чем я осознаю, что я творю, беру часть энергии

из Мяты и добавляю к энергии Котёнка.

Ты, зловещая луна

В мои муки влюблена

Отобрав души покой,

Что ты делаешь со мной?

Может ты мне дашь ответ

Почему весь белый свет

Обозлился на меня,

Для чего родился я?

Твою мать, что это было? Вы когда-нибудь видели зелёный Ветер праха? Кислотный ветер вот более подходящее

название! Десяток скелетонов и пару зомби растворило как кислотой! Что же это такое? Я проучился всего три месяца, почему я могу творить такие вещи?

Всё я пуст, лезвия исчезли. Сила осталась только у Мяты. Да и полигон больше не подсовывает тварей. Блин, как все

вокруг качается – опускаюсь на колени, чтобы переждать. Что-то мне совсем хреново, нужно прилечь. Уплывающим

сознанием фиксирую выстроившихся по периметру полигона адептов, эльфов с Сааной, Учителя с Ректором и кажется

несколько святош. Это что, они всё видели? Аут, концерт по заявкам радиослушателей закончен. Темнота-а-а…

***

Академия магии города Лир. Факультет целительства. Кабинет зав.кафедрой. Ночь.

– Ну что, отец Инар, – спросил старшего инквизитора, прикрепленного церковью Единого к Академии города Лир, профессор Стиг, – у вас остались вопросы к моему Ученику после его проверки лояльности Единому?

– Нет, сын мой, – устало покачал головой инквизитор, – он прошёл проверку лояльности Единому. Отец Нарим

проверил его, он так чист, что даже удивительно. К гибели вашей сестры, принцесса, – старший инквизитор обратился

к Саане, – он не имеет ни какого отношения.

–Что же произошло с моей сестрой? – эльфийка впилась взглядом в служителя, – Кто убийца? Как её душа оказалась

заперта в нашей семейной реликвии? Как она оказалась в этом захоронении?

– Мы не знаем этого, – Инар пожал плечами – тебе лучше расспросить его, когда он очнется. Кстати, что с ним?

– Ничего особенного, если не считать полного магического и физического истощения. К утру будет в порядке, я же ещё

на полигоне оказала ему необходимую помощь. – Саана тряхнула головой.

– Думаю, нам всем стоит выпить вина и немного успокоится, – предложил ректор, разливая вино по бокалам, – прошу

вас.

– А что это была за песня? – пригубив вино, Саана обратилась к Стигу, – у меня до сих пор мурашки по коже, как

вспомню. Какие замечательные и в тоже время страшные стихи! Никогда ничего подобного не слышала.

– Да уж, благодаря Алу теперь весь факультет будет её не одну неделю распевать. – Усмехнулся заведующий кафедрой

некромантии. – Интересно, где он её слышал? А уж такое не стандартное применение Эха лектора я впервые в своей

жизни вижу, хм… и слышу.

– Интересный у тебя ученик, Стиг, – вновь наполнил бокалы ректор, – не перестаёт удивлять. Интересно, сколько в нем

ещё скрыто талантов?

***

В деревеньку с прикольным названием Гадюкино добрались лишь к вечеру третьего дня. Лежа в трясущейся

телеге на сене или соломе, я почему-то их друг от друга не отличаю – не помогает в этом и высшее образование, изучаю хмурое небо и вынужденно констатирую, что Хазанов Геннадий Викторович был отличным прорицателем. В

деревне Гадюкино дожди! Как я умаялся – лежать в сырой мантии, на сыром сене и получать смачные поджопники на

каждом ухабе трассы Лир-Гадюкино. Этот заезд крестьянской формулы-1 длится уже третьи сутки, а дождь съел весь

снег и развез почти непролазную грязюку. Я успел выспаться, промокнуть и вспомнить всё, что предшествовало

началу этого квеста…

Я стою рядом с привязанной к алтарю эльфийкой и не могу пошевелить ни рукой, ни ногой. Да я даже

моргнуть или матюгнуться не могу. Твари, какие же они твари, такие как они, не имеют права жить. Тёмные, как я вас

ненавижу. Рука тёмного, сжимающая горло эльфийки, разорванная мантия на только начавшей формироваться

девичьей груди. Испуганные и умоляющие глаза девчонки глядящей прямо мне в душу и подхваченный эхом вскрик, когда фигура темного, прячущего лицо в капюшоне балахона, вонзает в грудь жертвы ритуальный кинжал. Я рванулся

навстречу пытаясь спасти, чувствуя, как трещат мои застывшие кости и рвутся сведенные от напряжения мышцы, но

сумел лишь дотянуться до ладошки девчонки. Всё что я смог – это держать её за руку и смотреть в затухающие глаза.

– Су-у-к-а-а, – я проламываю сопротивление окаменевшего тела и бросаюсь на тёмного… и просыпаюсь в холодном

поту, лежа всё на том же сыром сене телеги. И так уже в который раз. Наверно эта картина будет преследовать меня до

конца жизни. Испуганный взгляд крестьянина и сочувствующий Учителя. Я устало откидываю голову на сено и

закрываю глаза…

– Покажи мне Габриэль, – умоляющий взгляд Сааны, покажи мне сестренку, Алекс, пожалуйста.

Пипец приплыли, это её сестра, это её убили в могильнике. Я обнимал плачущую девушку, и гладил по

волосам, нашептывая в остроконечное ушко успокаивающие слова. Ничего я тебе не покажу маленькая, тебе нельзя

видеть такие вещи. Никому нельзя! Можешь умолять или проклинать меня – не покажу. Только святошам, только им, чтобы лучше работали и вычищали эту грязь с тела Эйнала. Плачь девочка, плачь…