Морган Райс - Власть королев

Дариус нахмурился.

«Он – мой отец, и я буду говорить о нём столько, сколько захочу».

Теперь уже лицо его деда скорчилось в гневе.

«В таком случае, в моём доме тебе не будут рады».

Дариус вскипел.

«До тебя это был дом моего отца».

«Но сейчас твоего отца здесь нет, верно?»

Дариус пристально рассматривал лицо деда, впервые увидев его в новом свете. Он увидел, насколько они отличались друг от друга. Они будто были сотканы из разных материй, и не могли друг друга понять.

«Мой отец не сбежал бы», – настаивал Дариус. «Он бы меня не бросил. Он бы никогда меня не бросил. Он любил меня».

Произнося эти слова, Дариус впервые поверил в то, что они правдивы. Он чувствовал, что от него скрывают большой секрет, скрывали всю его жизнь.

«Он бы меня не оставил», – повторил Дариус, желая знать правду.

Его дед сделал шаг ему навстречу, распираемый гневом.

«А кто ты такой, чтобы думать, что такого расчудесного сына нельзя бросить?» – резко сказал дед. «Ты просто мальчишка. Один з многих. Один из рабов в деревне рабов. В тебе нет ничего особенного. Ты строишь из себя великого воина. Играешь с палками. Твои друзья тоже играют с палками. В Империи другие игрушки – из стали. Настоящей стали. Против них нельзя восстать. Никогда. Ты плохо кончишь, как и все они. Куда тебя заведут твои палки?»

Дариус хмурился, впервые испытывая ненависть к деду, ко всему, что он представлял, и что защищал.

«Может я и плохо кончу, – бросил Дариус в ответ, – но я ни за что не кончу, как ты. Ты уж мёртв».

Дариус развернулся и выбежал из коттеджа. На пороге он напоследок оглянулся на деда.

«Я особенный», – сказал Дариус, так, чтобы дед его точно услышал. «Я сын великого воина. Я и сам воин. Однажды и ты, и весь мир в этом убедитесь».

Дариус, разозлённый, не выдержал больше ни секунды, развернулся и помчался прочь.

Он бежал в сумерках, не в силах больше видеть лицо деда и слушать его ложь. Он спешил к чёрным полям, всматриваясь в горизонт, где рабы только заканчивали свой рабочий день. Бескрайнее небо перед ним было окрашено в розовый и пурпурный. Он знал, что его отец жив и свободен. Он был великим воином. Он возвысился над всем этим.

Дариус был уверен, что однажды он его найдёт.

В своём новом пристанище – пещере – Гвендолин сидела у костра и смотрела на огонь. Она была опустошена. Стояла поздняя ночь, и большинство её спутников крепко спали, и тишина пещеры нарушалась лишь треском костра да их похрапыванием. Рядом с Гвендолин спинами к стене сидели её братья, Кендрик и Годфри, а с ними – Стеффен и его молодая жена, Арлисс, Брандт, Атме, Абертол, Иллепра – всё ещё с младенцем на руках – и полдюжины других. Крон спал без задних ног, положив курчавую голову Гвен на колени. Она хорошо его накормила прошлой ночью, во время праздника, и теперь он, казалось, собирался проспать тысячу лет. И он тоже храпел.

По всей бесконечной пещере, уходящей глубоко в горы, сотни людей – то, что осталось от Кольца – лежали, растянувшись на полу, наконец-то насытившись и напившись. Их привели сюда старейшины, согласившиеся после долгой праздничной ночи показать им их новый дом. Тамошние условия едва ли можно было сравнит с тем, к чему Гвендолин привыкла на королевском дворе, но она всё равно была благодарна. По крайней мере, они были живы и у них было место, где можно поправиться и перевести дух.

Только вот слова пророчицы на празднике, будто чёрное облако, висели над Гвен и звенели в её ушах. Торгрин в стране мёртвых. Если пророчица не ошиблась, значит ли это, что он умер? «Как?» – спрашивала она себя. Погиб при поисках Гувейна? Съеден морским чудовищем? Сбился с курса? Попал в шторм? Умирает от голода, как и она совсем недавно?

Вариантов было множество, и чем больше она их выдумывала, тем больше горе поглощало её. При мысе о любом из них ей хотелось просто свернуться в клубок и умереть. А если Тор мёртв и не вернётся, то и Гувейн для неё навсегда утерян.

Глядя на языки пламени, Гвен думала о том, для чего ей теперь жить. Без Торгрина и Гувейна у неё ничего не оставалось. Она ненавидела себя за то, что выпустила Гувейна из рук в тот судьбоносный день на Верхних Островах, ненавидела себя за принятые решения, которые завели её народ в это место. Глубоко в душе она знала, что не виновата. Она сделала всё, что было в её силах, чтобы спасти свой народ от несчётных атак на их несчастное королевство, которое перешло ей от отца. Не смотря на это, она продолжала корить себя. Горе стало единственным чувством, на которое она была способна.

«Сестра моя», – раздался голос.

Гвен увидела, что к ней подсел Кендрик. Он сидел, обняв колени руками, и на его усталом, мрачном лице отражались отсветы костра. Его глаза были полны сочувствия и уважения, и он выглядел так, как обычно, когда хотел её утешить.

«Не все пророки видят ясно», – сказал он. «Может, Торгрин спешит к тебе, пока мы тут сидим. И твоё ребёнок с ним».

Гвендолин хотелось верить его словам, но она знала, что он просто пытается её успокоить. Слова пророчицы, звучавшие у неё в голове, казались более убедительными.

Она покачала головой.

«Если бы только я могла в это поверить», – сказала она. «Но сегодня – ночь мёртвых. В эту ночь духи говорят правду».

Гвендолин вздохнула и снова обернулась к огню. Она действительно хотела, что бы Кендрик оказался прав. Больше всего на свете. Но он говорил как добрый брат, желающий унять горе сестры – вот и всё.

Крон заёрзал у неё на коленях и тихонько заскулил, будто отзываясь на её печаль. Гвен погладила его по голове и сунула ему ещё ломтик говядины. Но Крон не взял его. Вместо этого, он снова улёгся и заскулил ещё раз.

Кендрик вздохнул и заговорил тихим голосом, прерывающимся от усталости:

«Я всегда очень гордился своей родословной. Я знал, что являюсь первенцем своего отца. Первым сыном короля. Наследником короны. Не то чтобы меня интересовала власть. Я просто гордился своим местом в семье. Я смотрел на вас всех, как на младших братьев и сестёр, и смотрю до сих пор. Все говорили, что я как две капли воды похож на отца, и так и было. Я думал, что знаю, какое месту займу в мире».

Кендрик остановился, чтобы набрать побольше воздуха.

«Мы были совсем ещё детьми – лет по десять-одиннадцать. Как-то раз я вернулся домой после тренировки в Легионе, и столкнулся с Гаретом. Он был младше меня, но уже тогда его любимым занятием было нарываться на неприятности. Они с Луандой остановили меня, и, глядя мне в лицо, Гарет произнёс слова, которые навсегда изменили мою жизнь: “Ты – не сын нашей матери”.

Я не мог понять, о чём он говорит. Думал, что это какая-то очередная уловка, что он дал волю воображению или решил зло пошутить. В конце концов, ему нравилось причинять боль. Но Луанда, которая никогда не лгала, кивнула, в подтверждение его слов. “Ты не принадлежишь к нашей семье”, – сказала она. “Ты не от нашей матери”. “Ты – сын шлюхи”, – добавил Гарет. “Просто ублюдок”