Марк Лахлан - Темный лорд. Заклятье волка

Привратник несколько мгновений сидел, рассматривая свои башмаки.

– А ты не хотел бы допросить кого-нибудь из узников Нумеры? – спросил он.

– С чего бы?

– С политической точки зрения, было бы разумно начать с известных преступников и врагов государства.

– Тебе что-то известно, остиарий?

– Нет, – поспешно ответил он. – Ничего. Я просто подумал, что список заключенных в Нумере был бы неплох для начала. Там уж наверняка сидят чародеи. Начальник священных покоев всего несколько дней назад препроводил туда одного из них, одного араба, захваченного при Абидосе прямо в палатке императора, как я слышал.

– Какого еще араба?

– Я не знаю. Я просто слышал, как об этом поговаривали за бокалом вина.

– Кто поговаривал?

– Э… – Жирный привратник вдруг испугался называть имена. Луис сидел молча, предоставив остиарию заполнять паузу собственными страхами. – Стражник Мелетиос должен знать.

Луис нисколько не удивился, что чародей попал в тюрьму, чародеи и еретики рано или поздно обязательно оказываются под замком. Однако же остиарий счел нужным упомянуть об этом. До сих пор никто не заговаривал ни о каком чародее. Что само по себе было странно. Идиот Луис. Жизнь двора складывается из отдельных группок, загадок и тайных течений, о которых он ничего не знает. Не исключено, что о существовании чародея известно далеко не всем. Может, не всем полагается знать, что дикарь, напавший на императора, был магом. Луису очень хотелось расспросить привратника поподробнее. Но он понимал, что сейчас, выражаясь фигурально, пишет на тонком пергаменте. И очень просто прорвать его пером и совершенно испортить всю работу. Лучше попридержать коней. Кроме того, до него доходило столько слухов, что их хватило бы выстроить мост до самой Нейстрии.

– Благодарю тебя за совет.

Привратник поклонился, и Луис опустил свое опахало, подавая знак, что тот свободен. Когда он ушел, Луис написал записку Мелетиосу, сообщая, что он был назван свидетелем по делу о чародействе, поэтому через неделю обязан явиться для разговора. После чего Луис откинулся на спинку кресла и уставился в потолок. Беатрис, которая скрывалась за ширмой в дальней комнате, вышла к нему. Живот у нее заметно разросся, теперь ее положение было очевидно каждому.

– Ты прекрасно провел беседу.

– На самом деле нечестно так пугать людей.

– Для любого придворного жить в постоянной тревоге нормально. Ты просто говоришь с ними на том языке, который они понимают и уважают. Это принесет плоды гораздо быстрее, чем если бы ты прочитал все книги на свете.

Луис взял ее за руку.

– Я понимаю. Но мне все равно неловко.

– Да, однако же ты вынужден так поступать. Иначе нам не выжить. Мы добьемся для себя такого положения, что сможем благоденствовать здесь или хотя бы жить спокойно. Когда препозит ждет твоего отчета?

– Через два месяца. А когда появится ребенок?

– Доктор говорит, через месяц.

– Отлично, – сказал он.

– Почему?

– Потому что я все равно не разрешу этой загадки, и, если Господь пошлет нам мальчика, мы сможем вернуться к твоему отцу раньше, чем я встречусь с начальником.

– Ты разрешишь эту загадку, Луис. Я верю в тебя.

Он понизил голос и привлек ее к себе.

– А что, если решение приведет меня на самый верх?

Она поняла, что он имеет в виду – виновным может оказаться начальник священных покоев. Стилиана сама намекала на это.

– Тогда тебе останется только знать это. Если наши друзья на поверку окажутся врагами, тогда, возможно, кто-то из врагов окажется другом. Об этом она упоминала.

– Это опасная игра.

– Куда опаснее ошибаться по незнанию. Неужели из допросов ничего не прояснилось?

– Все слишком умны и слишком испуганы, чтобы назвать имя, если, конечно, он действительно стоит за этим. Я же слишком умен и слишком испуган, чтобы спрашивать напрямую.

– Однако очень важно собрать все сведения, какие только возможно. Может, у тебя найдется предлог, чтобы расспросить людей о прошлом начальника священных покоев? И Стилианы тоже?

– Думаешь, она может быть замешана?

– Конечно, нет. Однако же полководец изучает местность, прежде чем двинуть свои войска. И тебе надо сделать то же самое.

Она шептала ему на ухо едва слышно.

Допрашивать придворных ему до смерти надоело, это уж точно. Конечно, допросы помогали ему запугивать их. Но он хотел больше знать о своем начальнике, который так или иначе и сам был напрямую связан с магией – пусть даже изучал ее только для того, чтобы искоренить. И почему это начальник священных покоев не сказал ему, что посадил под замок колдуна?

Беатрис права. Наверное, подумал он, стоит совершить вылазку за городские стены. Исайе понравится, если он сосредоточит свое внимание на варягах, ну а сам он тем временем покопается в прошлом препозита.

– Завтра с утра и займусь, – сказал он.

«Я умер, – подумал Аземар. – Умер и попал в ад». Ему была невыносима жара Нумеры, ее темнота и запахи. Оковы ужасно мешали и растирали до крови лодыжки.

Аземара бросили на один из самых нижних уровней, не давали пищи. Он не сомневался, что его оставили в этой черной дыре умирать.

Вонь была несносная, пол жесткий и неровный, удобно устроиться на нем было невозможно, а стоны больных и умирающих действительно казались ему воплями проклятых душ, терпящих адские муки.

Труднее всего было сносить зловоние и еще ненависть других заключенных. Время от времени, примерно раз в день, стражники приходили, чтобы дать ему воды – но не пищи, – и тогда те люди вокруг него, кто еще не утратил остатки разума, принимались вопить и умолять о глотке воды, проклиная его за везение.

Он старался сберечь хоть что-нибудь для своих товарищей по несчастью, пил как можно больше, делая напоследок огромный глоток. Рядом с ним лежал какой-то человек, и Аземар отыскивал в темноте его рот и вливал в него воду. И эта малая толика давала тому силы, чтобы плакать. Аземар сидел с ним, обнимая, стараясь утешить там, где утешение невозможно.

Между узниками сновали крысы, терзая их во время сна. Ощутив движение по ногам, он приноровился наносить резкий и быстрый удар раньше, чем крыса успевала его укусить.

И не только крысы искали в темноте пищу. Голод и жажда творили с людьми страшное. Темнота Нумеры порождала темноту душ, люди набрасывались на мертвецов и грызли их. Когда приходили стражники с водой и факелами, Аземар видел жуткие картины, как будто сцены, запечатленные на стенах церкви, ожили, чтобы наводить страх на людей. Да, здесь был ад, и люди становились в нем демонами.

Когда та женщина сказала: «Пусть он погниет немного», Аземар подумал, что проведет среди этого ужаса день, неделю. Сколько же дней он уже здесь? Он потерял ощущение времени. Только вода, которую приносили снова и снова, и смерть человека у него на руках означали, что он движется от одного мгновения к другому.