Ян Бадевский - Мастер ножей

– Эй, Вестас, давай наперегонки!

Воды озера всколыхнулись и забурлили. Один за другим воины прыгали с обрыва, поднимая тучи брызг, оглашая воплями окрестности и громко переговариваясь.

– Трибор, старая кляча! Плыви сюда!

Вспарывая воду широкими взмахами, я направился к берегу, где, широко расставив ноги, меня ждал ухмыляющийся Коэн.

– После ужина – совет.

Сказав это, посредник начал раздеваться. Был он худ и бледнокож.

Я выстирал свою одежду. И направился в лагерь. Натянул веревку меж двух осин и развесил вещи. Переоделся в чистое.

На поляну спускались сумерки.

Единственным, кто не пошел с нами купаться, оказался Ивен. Следопыт вообще куда-то исчез. Впрочем, мы уже привыкли к его нелюдимости и странным отлучкам. Проводник он был толковый и всегда грамотно выбирал место для ночевки.

Дежурить сегодня выпало не мне, и это радовало.

В сгустившейся тьме заплясали языки огня. Грорг приволок косулю, зарезанную Рыком, освежевал ее и начал разделывать. Вскоре запахло жареным мясом.

Рык кормил себя сам.

Днем он спал в подполье экипажа, а ночью рыскал по дремучей чаще, разминая мышцы и утоляя голод. Порой, когда все засыпали, мы охотились вместе. Вгрызались в ночь и чужие заросли. Обменивались обрывками образов. Рлок гнал на меня добычу, и она принимала смерть от моих ножей. При свете лун я разделывал тушу. И мы возвращались в лагерь. Утром всех ожидало жаркое.

С недавних пор мы начали иную охоту.

Нас интересовали те, кто следил за нами. Кто присматривался к нам зрачками воронов. Кто вторгся в мои сны.

Мы решили найти их и задать вопросы.

Они стали нашей целью.

После ужина Грорг принялся варить чай. Мы все стянулись поближе к костру. Сидели кто на щитах, кто на тюках или поваленном стволе. Ивен появился так же внезапно, как и исчез. Сейчас он наигрывал на свирели незатейливую мелодию. Трибор ковырялся ножом в зубах.

Первым заговорил Коэн:

– Завтра мы вступим в Черные Болота. Если вам есть что сказать – я слушаю.

Звук свирели оборвался.

– Позволь мне, господин.

Взоры устремились к проводнику.

Коэн склонил голову.

– Гиблые места, – начал старик. – Злые края. Не нужно нам было сюда лезть… А коль нет у нас выбора, вот что я скажу. Карету придется оставить здесь. И коней. Они дальше не пройдут, обузой станут.

Он умолк.

В воздухе повисла недосказанность.

– Что еще? – спросил Коэн.

– Жертва. – Старческий голос окреп. – Ингрусу, богу чащ, принести жертву надобно. А не то сгинем.

Трибор сплюнул.

Воины зашумели, нахмурились.

– Какую жертву? – уточнил Коэн.

– Лучше всего – кабана. Олень – тоже неплохо.

Трибор расхохотался:

– Ты из ума выжил, дед.

– Я-то, может, и выжил, Трибор сын Эйтина. – Проводник буквально впился глазами в десятника. – Но кто нам поможет, когда волколаки возьмут след? Клан Гончих Псов – вот кто хозяин этих угодий.

Издалека донесся вой.

Словно в подтверждение слов провожатого.

– Нет, – сказал Коэн. – Никаких жертв.

– Как знаешь. – Старик сверкнул глазами. – Твоя воля.

– Моя, – согласился Коэн. Достал из складок одежды карту. Расстелил на щите с наветренной стороны от костра. Так, чтобы падал свет, а не искры. – Я хочу, чтобы ты поведал о предстоящем пути. Где нас ждет опасность. Какая дорога лучше. И как скоро мы выйдем к Лихому броду.

Кряхтя, старик склонился над картой. Подошел к ней и Трибор.

– Везде топи, – прошамкал Ивен. И ткнул крючковатым пальцем в пергамент. – Вот здесь развилка. Прямой путь к броду – через Мерф. Окольный ведет к Тризским пустошам.

– В пустошах нам понадобятся кони, – заметил Трибор.

– Это потеря темпа, – вздохнул Коэн. – Надо идти в Мерф.

– Они наши союзники, – сказал Зенон, мечник из Познанских полей. – Должны пропустить.

– Союзники, – прорычал Трибор. – Думай, что говоришь. В два счета обернутся и перегрызут тебе глотку.

Я придвинулся к карте.

И увидел то, что ускользнуло от моих спутников.

– Смотрите. – Я провел пальцем по извилистой линии Немеса, одного из притоков Тичи. – Река в трех стадиях отсюда. А вот здесь она впадает в Тичь. Брод совсем близко.

– И что? – Грорг почесал затылок.

Я ухмыльнулся:

– Ничто не мешает нам сплавиться вниз по реке. Сколотим плот и без помех доберемся куда надо.

– А парень дело говорит, – согласился Трибор.

Во взгляде Ивена, который он бросил на меня, сквозило удивление. И уважение. Но все-таки он произнес:

– Не все так гладко. Здесь и еще тут – пороги.

– Перетащим плот, – парировал Трибор. – Волоком.

– Решено! – громко сказал Коэн. – Все лишнее оставляем здесь. К броду спустимся по реке.

На этом импровизированное собрание закончилось. Отряд разбрелся по лагерю. Кто-то начал рубить дрова, иные стали устраиваться на ночлег. Зенон точил меч, напевая себе под нос старинную балладу. Стреноженные кони, изредка всхрапывая, дремали средь деревьев. Некоторые уже улеглись.

Костер потрескивал в неглубокой яме.

Я растянулся на плаще, подложив под голову тюк. Спать еще не хотелось. Мои глаза прилипли к пляшущим языкам пламени. Их танец завораживал. Наверное, бесчисленные поколения людей тысячелетиями вот так же всматривались в эту первобытную силу. С трепетом или страхом – кто знает. Чем привлекает нас огонь? Осознанием того, что по прошествии лет наш внук поднесет факел к хворосту и эти языки коснутся наших лиц? Стирая посмертные маски. Уравнивая простолюдина и ярла. Кузнец видит в пламени будущий клинок или гвоздь, повар – жаркое, колдун – источник силы. Таежный шаман видит демонов и духов.

Не только шаман.

Я – тоже.

…Языки пламени неожиданно вытягиваются и вбирают в себя поляну, усталых путников, их оружие, еду, поклажу. Все.

Мчусь сквозь лес. От скорости окружающее смазывается. Тьма, контуры деревьев, ткань звездного неба – все сливается в вихре движения. По ногам и телу хлещут ветки, но я ничего не ощущаю. Рядом со мной бежит рлок. Мы вписываемся в ветер. Мы и есть ветер.

Я не задаю вопросов. Между нами молчаливое понимание. На глубинном уровне. Связь с детства. Мой друг хочет показать что-то. Я должен это непременно увидеть. Вот и вся картина мира.

На одном дыхании мы пересекаем овраги. Перелетаем через холмы. Нас не задерживают ни топи, ни ручьи, ни реки.

« Скоро».

Топи разрастаются, заполняя собой лес, подобно проказе. Болезненный пароксизм матери-земли. Мы летим над бурой трясиной, и я понимаю, что уже светает. Непостижимым образом нам удается преодолеть не только пространство, но и время. И вот перед нами вырастает зловещий Мерф, его бревенчатые дома, коньки крыш, украшенные резными фигурками зверей, демонстрирующих принадлежность тому или иному клану.