Нана Блик - Лилиан

Ещё один, возникший после рассвета на горизонте рельефный объект, показался Лилиан необычайно странным. Небольшой вулканический архипелаг, прибрежное дно которого было покрыто каменьями, был просто невероятной находкой для птиц, которые ныряли за драгоценностями в морскую пучину лишь только для того, чтобы собрать их как можно больше.

– Зачем вам столько каменьев? – Лили недоуменно спрашивала их, но птицы не отвечали ей, жадно пряча каменья в своих гнёздах. Жадность, окутавшая их сознание, полностью лишила их здравого смысла.

Лес, который Лили посетила уже под сумраком ночи, был населён зверьками, которые потребляли больше, чем надо, и наслаждались всем больше, чем требовалось. Полностью подчинённые своим страстям и позывам зверьки являлись абсолютно бесконтрольной массой и представляли серьёзную опасность, особенно для Лилиан, которая с трудом-то могла постоять за себя.

Все жители этих особенных мест показались Лили чрезвычайно странными и глупыми. Мир, существовавший вне её родной норки, был очень непрост! Многочисленные обитатели этой планеты, прячущиеся в темноте и вылезающие при свете, жили своими, в большей степени, надуманными проблемами и предрассудками, но даже в такой гуще сложных судеб и выдуманных странностей Лили смогла найти себе верных друзей, которые стали для неё истинной опорой в жизни. Она подружилась с волком, вороном и ночным мотыльком. Волк научил её самоотверженной дружбе и заботе, источником которой был он сам. Лишь подружившись с лесным зверем, Лили почувствовала ответственность за кого-то, кроме себя.

– Я хочу быть твоим другом! – Девочка искренне сжимала мне ладонь своей ослабшей от болезни рукой. – Я думаю, что у тебя, как и у меня, мало друзей. – Ужасная проницательность девочки меня поражала. Она, как будто насквозь, видела всю меня, оголяя и освобождая все мои чувства и желания.

– Я буду твоим другом. Всегда. – Я совсем запуталась в своих мыслях, и мой голос скрипел, словно несмазанная дверь. – Знаешь, малыш, волк полюбил Лили, потому что у него было огромное чистое сердце, которое смогло разглядеть мизерные крупинки хорошего, которые всё-таки жили в Лили. Так же, как и ты, детка. У тебя особенное сердечко! – Я нежно улыбнулась ребёнку и продолжила рассказывать свою грустную сказку.

Затем Лили познакомилась с вороном, который очень любил летать, вырисовывая в небе невероятные причудливые фигуры, как умелый художник на своём холсте.

– Я люблю рисовать! – Девочка, широко раскрыв глаза, смотрела на меня в упор.

– Я не сомневаюсь, что ты делаешь это замечательно! Давай, ты будешь каждую пятницу рисовать мне рисунки и класть их под подушку, а я буду приходить к тебе по ночам и смотреть их. – Эта мысль как-то самостоятельно посетила мою голову и вырвалась наружу, обходя коридоры здравого смысла, вероятно изначально вышедшая из кладовой сердца, двери которой плотно закрывать я ещё не умела.

– Значит, вот как будет выглядеть наша дружба! – воскликнула малышка, и я продолжила свой рассказ.

Потом Лили, скучая по светлячку, пришла к бесцветному ночному мотыльку, который обладал особенным даром. Мотылёк всякого мог вернуть к истокам его бытия. Лили, блуждая по планете, совершенно запуталась и заблудилась. Она не могла самостоятельно вернуться к норке, чтобы отыскать своего светлячка. Мотылёк же мог ей в этом помочь, его способность возвращать всех туда, откуда они пришли, была очень кстати для Лилиан. Но плата за его услуги также была немалой. За возвращение Лили к её истокам мотылёк навечно погрузил планету с находящейся на ней норкой во тьму, а Лилиан превратил в летучую мышь. Лишь визуально это выглядело как смерть, но, по сути, ей не являлось, поэтому друзья легко отыскали Лилиан среди заполненных тьмой уголков планеты. Они, окутанные воспоминаниями, просто шли на непонятный лучик света, мелькающий вдали. Достигнув его, они увидели знакомую парочку, беззаботно рассекающую темноту.

– Ты будешь вспоминать меня? – ребёнок говорил тихо, и слёзы текли по её впалым щёчкам.

– Всегда! Ты всегда будешь в моём сердце! – Мой голос дрожал, а сердце сжалось от горя и тоски.

Девочка закрыла глаза и замерла. Беззаботная улыбка коснулась её повзрослевшего от болезни лица.

И почему я вдруг рассказала ей такое? Потому что всё это про жизнь, про людей и про меня. И что этим рассказом я вообще хотела до неё донести? Возможно, я просто хотела сказать ей, что смерть – это всего лишь начало. Какая чушь! К чёрту всё! Она назвала меня особенной, она хотела сказку, хотела увидеть сны. Я поморщилась от всплывшей внезапно мысли о том, что это, наверное, её последний сон. Я не хочу быть для этой дивной девчушки источником вечных снов. Ей ещё рано! Она сказала, что я красивая! Она хотела дружить со мной. Как она могла разглядеть в монстре человека? Мне абсолютно непонятно. Я сама-то в себе его разглядеть не могу, а ей как-то удалось. Слёзы подступили к моим глазам, и алые струйки потекли по моим щекам. Понимание всей абсурдности ситуации, словно кипяток обжигало меня изнутри. Мой единственный человеческий друг – ребёнок, и он сейчас умирает. Я не могу этого допустить, я в ответе за неё сейчас и всегда буду, как бы я не стремилась отрицать это. От моих мыслей меня отвлёк монотонный писк аппаратуры. Ровная черта запечатлелась на середине монитора. Чёрт! Она умирает! Я растерянно смотрела по сторонам в ожидании какого-то знака свыше. Но что я ждала? Какого знака я всё-таки ожидала? Вдруг мои сомнения разом рухнули, когда в палате появилась она – женщина в чёрном! Я так возненавидела её просто потому, что она пришла забрать то, что мне дорого! Никогда! Этому не бывать никогда! Я в долю секунды подскочила к ней и впилась в неё своими губами. Я опустошила её до последней капли, и она превратилась в прах, безжизненную кучу пепла. Я повернулась к девочке. Вечная улыбка запечатлелась на её лице.

– Нет, малыш, я хочу видеть тебя живой и красивой! Я хочу, чтобы твоя улыбка сияла. Пусть она будет мне как путеводная звезда, напоминая, что во всей моей тьме всё же горит слабый лучик надежды. Ты будешь жить! И у тебя теперь есть друг, который может это устроить! – я вытерла слёзы со своего лица и смазала ими губы ребёнка. – Живи! Живи ради меня!

В палату вбежала медсестра, наверно, услышав, пронзительный писк аппаратуры. Когда она хотела уже отключить монитор, девочка пронзительно вскрикнула и резко села на кровать, её сердце забилось в неистовом ритме. Её тело наполнилось огромным желанием – желанием жить! Я спасла её! Я была так счастлива! Спасение Дилана не шло ни в какое сравнение с чудесным исцелением ребёнка, чистого и непорочного существа с настоящей и искренней душой и огромным человеческим сердцем. Я стояла и наблюдала за ажиотажем, образовавшимся в палате. Ещё не найдя в себе должные силы, я просто не в состоянии была покинуть это помещение. Я почувствовала знакомую руку у себя на талии.