Нана Блик - Лилиан

– Ты тут улыбаешься? – Стейси всхлипывала своим маленьким носиком, а милые зелёные глазки, покрасневшие от слёз, смотрели то на меня, то на рисунок. – У тебя очень красивая улыбка.

– Я хочу, чтобы ты запомнила меня именно такой. – Я погладила Стейси по волосам и вытерла с детской щёчки слезинки. Оказывается, я так любила эту девочку, что даже не представляла себе, что расставание с ней будет настолько тяжёлым. – Малышка, я хочу, чтобы ты была счастлива, я хочу, чтобы ты всегда улыбалась, потому что у тебя потрясающая улыбка и искренние лучистые глазки. Я всегда буду любить тебя. Всегда буду с тобой. Даже если ты всё-таки забудешь меня, я всё равно буду рядом. Я обещаю тебе, детка, – я вздохнула и ненадолго замолчала, анализируя своё внутреннее состояние и мятежные чувства, а потом добавила, – потому что ты всегда будешь со мной. Ты всегда будешь в моём сердце.

– О, Лилиан, и я тебя люблю. – Стейси водила в воздухе своими ручками, пытаясь дотронуться до меня. – Я даже толком не поблагодарила тебя за то, что ты спасла меня. Врачи до сих пор не понимают, как это стало возможным. Я рассказала маме обо всём произошедшем со мной и о тебе. Представляешь, она поверила мне! Она попросила меня, если я когда-нибудь увижу тебя снова, передать тебе вот это.

Стейси протянула мне сжатый кулачок. Когда её дрожащие пальчики постепенно раскрылись, я увидела лежащий на её ладони медальон. Он был в виде золотого плетёного шара с вкраплениями красных, зелёных и синих каменьев. Внутрь шара встроена маленькая фигурка матери, державшей на руках младенца. Я протянула руку к медальону, и как только я коснулась его, он исчез из видимости Стейси. Если сказать, что я была потрясена, то это, значит, вообще ничего не сказать. Я была просто напугана таким неведомым доселе отношением ко мне.

– И ещё вот это, – добавила девочка, держа в руках запечатанный конверт, – это мамино письмо, она просила меня не открывать его. Оно для тебя! – Я забрала письмо и положила во внутренний карман накидки, чтобы прочитать его позже.

– Хорошо. Я прочту его, когда буду одна. Спасибо за медальон, он такой чудесный! – Я расстегнула цепочку и повесила медальон себе на шею. Моё сердце билось в непривычном для меня ритме, словно выпрыгивая из груди. – Стейси, этот рисунок ещё не всё, что я тебе приготовила. – Я достала красный шёлковый платок, по краям обрамлённый белоснежной тесьмой. Платок был мягким как пух, а художественно вышитые инициалы «Л.С.» поясняли его принадлежность. Затем в качестве дополнения ко всему памятному я вынула из кармана кольцо, совсем недавно подаренное мне Диланом. Оно было изысканно выполнено в виде цветочного букета с большим бриллиантом в центре и небольшими по краям. – А это от меня! Тебе, мой маленький ангел, и твоей чудесной маме на вечную память обо мне – о той, чьё сердце всегда будет биться в такт с твоим. – Я положила свою руку девочке на грудь и ощутила неистовое жизнелюбивое биение сердца, которое для меня было абсолютно бесценно. – Прощай Стейси! Будь счастлива! Я буду вечно любить тебя! – Не дождавшись ответа ребёнка, я вылетела из окна. Я просто больше не могла, я бы не выдержала.

Я долго в ночном полумраке летала над городом. Свежий прохладный воздух трепал мои взъерошенные волосы. На небе сегодня не было звёзд, только лишь одинокая луна составляла мне компанию. Одной рукой я сжимала медальон, а другой вытирала текущие ручьём алые слёзы, стараясь убедить себя в том, что я сделала всё правильно. Я должна была оставить Стейси в покое. И я сделала это. Она справится, и я надеюсь тоже. Я смогу. Вспомнив о письме её матери, лежащем у меня во внутреннем кармане, я незамедлительно захотела прочитать его. Но читать его дома я не хотела, мне нужно было уединение, чтобы с головой погрузиться в написанное. И, приняв моментальное решение, я полетела в район Великих озёр к девственной и чудотворной природе.

Выбрав небольшой островок, окаймлённый со всех сторон водами озера Мичиган, я, сев на гладкий валун, распечатала конверт. Почерк был аккуратный и красивый, кое-где слова были размыты, будто размазаны капающими на лист слезами. Я набрала полную грудь воздуха и окунулась в письмо.

«Здравствуй, Лилиан! Меня зовут Лейла. Я – мать того ангелочка, что ты, проявив великодушие, сумела спасти! Знаешь, я всю свою жизнь была скептиком. Я лишь верила в то, что могла увидеть и пощупать. Я уповала на нашу науку, медицину и здравоохранение. И видит Бог, я уже смирилась с трагичным концом. Я проклинала всех и вся, я и себя уже ненавидела за свою беспомощность и никчёмность. Ведомая своей слабостью я не появлялась в больнице, потому что не могла смотреть на угасающее пламя жизни моей дочери. И вот, когда мы уже жили в ожидании неизбежного, появилась ты, и, как по мановению волшебной палочки или по желанию Джина, моя дочь исцелилась. Ты даже не представляешь, что ты сделала. Ты спасла не только Стейси, но и меня вытащила из цепких лап чёрной ведьмы. Ты спасла нашу семью, наш род и наше будущее. Если бы ты только знала, сколько раз я просила забрать меня вместо этого чудесного ещё совсем нераскрывшегося цветка. Я вечно буду благодарить тебя. Знаю, что долг мой неоплатен пред тобой, но позволь мне хотя бы подарить наш семейный медальон, передающийся от поколения к поколению и символизирующий материнство, защиту и заботу. Я не знаю, кто ты, и если судить по описанию Стейси, то явно не житель небес, но для нашей семьи ты та, которой мы будем поклоняться вечно! Ты для нас – Бог, Спаситель и Ангел Хранитель! Спасибо тебе огромное, Лилиан, за дочь, за жизнь и за веру!»

Я ахнула. Такого я никогда не слышала в свой адрес. Слова словно раскаты грома звучали в голове. «Бог. Спаситель. Ангел Хранитель». Я прижала письмо к груди, стараясь унять ужасный шум в ушах. «За дочь, за жизнь и за веру». Я всю свою жизнь считала себя монстром, чудовищем, ужасной тварью, а оказывается, что меня можно любить. Сэм, конечно, любил меня, но он пожертвовал собой, чтобы это было возможным. Здесь же всё было так естественно и непринуждённо. Я всего лишь без особых усилий для себя спасла ребёнку жизнь, и я не просила меня любить. Я лишь хотела, чтобы Стейси, которая была так добра ко мне, жила и смеялась. Моя родная Мать проклинала меня за мою сущность, а эти люди доверяли, любили, благодарили и боготворили меня, именно меня, а никого-то другого. Я легла на спину и закрыла глаза. Бледный лунный лик освещал моё тело, как будто освобождая и озаряя его изнутри. Я резко открыла глаза, и пронзительный крик вырвался из моей груди.

– Я, Лилиан Саммерс, дочь своего Отца! Я понимаю и принимаю себя такой, какая я есть. Наряду с ужасной силой отнимать и обездоливать я могу исцелять, созидать и творить прекрасное. И я теперь уверенно убеждена в том, что не бывает худа без добра. Даже в самой тёмной комнате мы видим очертания предметов, это значит, что в ней есть свет, пусть даже самый неяркий, тусклый огонёк надежды, но он есть, и это главное.