Екатерина Боброва - Ледяная княжна (СИ)

Еще около часу я шла среди высоких и стройных сосен, наслаждаясь теплой погодой, легким ветерком и горьковатым запахом нагретой на солнце хвои, к которому примешивался грибной осенний аромат.

Уснула сразу же, стоило голове коснуться мешка, хватило сил только стащить сапоги и укутаться в плащ.

Во сне я была дома, в комнате деда. Знакомо поскрипывала кресло-качалка, в воздухе стоял терпкий аромат табака. Дед так и не смог избавиться от вредной привычки, невзирая на все приложенные к этому усилия бабушки.

Я шагнула в полумрак комнаты, с трудом различая силуэт деда, сидящего, как и при жизни у окна. В воздухе плавал ярко-красный огонек трубки. Огонек танцевал, то разгораясь и превращаясь в яркую звездочку, то погаснув, и тогда комната почти полностью погружалась в темноту.

- Дед? - спросила недоверчиво, а в душе стал просыпаться страх.

Качалка скрипнула и замерла.

- Стар стал. Кости ломит. Видать к грозе, - пожаловался вдруг дед.

- К грозе?

- Грозы, они разные бывают. Не слышишь, внученька?

Я прислушалась. Действительно, где-то гремело, грохотало железо, раздавались вопли, ржанье, слышались удары.

- Это не гроза, - прошептала и... проснулась.

Звуки схватки неслись с севера. Опять, север. Но до границы еще так далеко, кого же там принесла нелегкая?

Сбросила плащ, вместе с мешками, затолкала в низину и прикрыла мхом. Рядом приметила изогнутую сосну, а для гарантии, не надеясь на память, воткнула палку.

Проверила, легко ли выходит из ножен меч, за пояс заткнула револьвер, предварительно зарядив, и поспешила на звуки. Ввязываться я не собиралась, по-хорошему стоило обойти стычку широким кругом, но тогда неведомый отряд, дерущийся с кем-то, останется у меня в тылу. Я шла на разведку, чтобы понимать, кого ожидать с юга, когда стану на ночлег.

Сон меня встревожил, но не сильно. Дед мне не снился ни разу с момент своей смерти, хоть я скучала и, честно говоря, надеялась на что-то подобное. Говорят, мертвые приходят попрощаться, но дед не пришел. И вот теперь этот странный сон. Словно, плохое предзнаменование. Может, не идти?

Не доходя до поляны, пригнулась и покралась от дерева к дереву, держа обнаженный меч в руке. Пустая предосторожность. Народ был так увлечен убиванием друг друга, что можно было и не таиться.

Поляна оказалась большой. Вытянутым овалом она лежала в окружении частокола сосен. В центре возвышался покатый холм, заросший серебристым мхом, на котором яркими пятнами, как узор на ковре, горела свежая кровь.

Обзор снизу был плоховат, но мне удалось вычленить главное. Отряд королевских гвардейцев в темно-синих мундирах с зелеными вставками на рукавах активно теснил троих мужчин, которые заняли стратегически выгодную вершину холма. Судя по тому, что они успели уложить пятерых, потеряв при этом одного, передо мной были непростые бойцы. Учеба у мастера стоила недешево, а потому хорошей школой могли похвастаться либо знать, либо наемники. Последним в долг оплачивал особый фонд, чтобы затем получать процент с прибыли наемников.

Я понятие не имела, за что именно троицу прижали гвардейцы, но одно знала точно - с каждой минутой боя их шанс на победу становился все призрачнее. Мужчины явно устали, сквозь распахнутые куртки видны были мокрые от пота рубашки, а гвардейцев все еще было на два больше, чем их. Пятеро против троих. Скверный расклад.

Или не троих. Один отступился, покачнулся и рухнул на колено. Второй тут же его прикрыл, но я успела заметить светлую голову ребенка, которого они прятали за спинами.

Так вот почему не стреляли гвардейцы? Их задача была взять ребенка живым.

Волна злости нахлынула, сметая здравые мысли о невмешательстве.

Убрала меч, достала револьвер и поймала на мушку спину одного из гвардейцев. Револьвер не подвел, да и промахнуться на таком расстоянии было почти невозможно. Когда рассеялся дым, солдат взмахнул руками и стал медленно оседать вниз.

Качнула стволом, выбирая следующую цель. Выстрел и еще один отправляется за грань.

Я скорее инстинктивно почувствовала, чем уловила движение справа. Гвардеец. Вышитые эполеты на плечах. Его не было на холме среди атакующих. Ожидал благоприятного момента или подстраховывал спины подчиненных?

От меча я уклонилась, но целью гвардейца был не удар по мне. Одним ловким движением он выбил револьвер, и тот улетел куда-то вбок. На холеной физиономии военного расцвела самодовольная улыбка. Такие типы, как правило, нравятся женщинам. Щегольская ниточка черных усов, идеальный мундир, ушитый по плечистой фигуре, зеленые, плутоватые глаза.

Гвардеец помедлил, наслаждаясь моей беспомощностью. И этих мгновений хватило, чтобы собраться, прыгнуть в сторону, выхватить меч из ножен и принять стойку.

В зеленых глазах промелькнуло удивление. Гвардеец даже изобразил шутливый поклон к началу боя. Не принимает всерьез? Мне же проще.

Он оказался хорош. По-военному, хорош. Без тайных приемов, скрытых техник. Отличный рубака. Сильный, быстрый.

И мне приходилось двигаться быстрее, чтобы успеть уйти в сторону от сверкающей смерти, принять лезвие на скользящий блок, отклонить от груди. Я держалась в глухой обороне, проклиная про себя и мох, пружинящий под ногами вместо надежной твердости пола, и собственную глупость, которая позволила ввязаться в драку. Рубашка взмокла, руки немели от нагрузок, а тело двигалось в заученном ритме.

Моя единственная возможность недолго выстоять против мужчины - это скорость.

Вот я и прыгала вокруг него сумасшедшей белкой. Ключевое слово - недолго. Скоро я спекусь, он подловит меня на неверном движении, и одной княгиней на земле станет меньше.

Сбоку слышались азартные крики. Троица ожидаемо перешла в атаку, приканчивая оставшихся в живых гвардейцев. Только чувствую, мне не продержаться до их подхода.

Я открываюсь. Грубо, намеренно. Профессионал бы не купился, но военных не учат такой тактике. Да, и не нужна она в бою, когда вокруг столько мяса, что не до изысканной битвы.

Гвардеец рвется вперед, стремясь быстрее прикончить надоедливого юнца. Я изгибаюсь назад, пропуская лезвие над собой. Шапка слетает вниз. Время замирает. Я вижу расширяющиеся от удивления зеленые глаза, затем в них появляется осознание боли, а мой меч уже торчит из его груди. Ему хватает сил отшатнуться, опуская лезвие прямо на меня. Я падаю, уже в полете осознаю, что ухожу недостаточно быстро, и боль обжигает бедро, рассеченное его мечом.

Мох пружинит и падать мягко. Я понимаю, что надо встать, добить, что противник может только ранен и не собирается сдыхать, хоть и выглядит паршиво с побелевшим лицом и торчащим из груди мечом. Но на меня нападает паралич. Рука только сейчас осознает, что есть большая разница воткнуть меч в манекен, наполненный деревянной стружкой или в живого человека, у которого плоть под ударом сопротивляется совсем по-другому, чем сухая стружка.