Сергей Лукьяненко - Искатели неба (сборник)

Внизу оказалось не так уж и мрачно. Вовсе не пещера, такое же рукотворное помещение, как и подвал. Кое-где стены были высечены в мягком камне, но во многих местах укреплены кладкой. Три коридора разбегались в разные стороны, уже через несколько шагов утопая во тьме.

Проводник быстро заговорил с Комаровым, тот кивнул и сообщил нам:

– Идти по двое, если места хватает – взявшись за руки, не терять из виду тех, кто идет впереди, оглядываться – не отстают ли идущие сзади. Беречь головы, иногда своды опускаются очень низко. Если все-таки затерялись – оставаться на месте и звать на помощь, ни в коем случае не уходить! Проводник будет впереди, а я – замыкать отряд.

Я поискал глазами Хелен – но летунью уже крепко взял за руку Арнольд.

А в мою руку ткнулась ладонь Маркуса.

– Ты что? – спросил я.

Маркус вцепился в меня крепче. Облизнул губы и пробормотал:

– Страшно…

Ах да, он же от темноты робеет. Ну и спутники подобрались! Петер боится подземелий, Маркус – темноты. Ушедший Реми небось и того и другого. Странные люди…

– Ничего, я в подземельях неделями блуждал, – ободрил я Маркуса.

– Я помню. Я с вами буду.

Да, прав был лекарь Жан. Умеет Маркус найти того, кто ему поможет. С каторги бежать или из подземелий выбираться – вор Ильмар. В монастыре укрываться – настоятельница Луиза. От Стражи бежать – бывший офицер Арнольд.

Наверное, нельзя иначе высокородным аристократам выжить. У них вся жизнь – словно хитрая карточная игра «гребенка», где вначале в паре с одним из шестерых играешь, потом с другим, а под конец – с третьим. И все время надо в уме держать, кому какую карту сдал и у кого сколько очков взято. Ясное дело, аристократы в «гребенку» не играют, забава низкая, воровская. Они вживую смотрят, кому и чего сдать.

Лишь удивительно, что будущий Искупитель так же к своим спутникам относится.

Все это мигом у меня в голове пронеслось. Но говорить ничего я не стал.

Вслед за проводником мы двинулись в средний коридор.

Первые четверть часа все шли в молчании. Наверное, от страха, хотя чего тут бояться, я понять не мог. Обычный коридор, где камень, а где и кирпич, только своды низкие и сырые. А так – широкий, втроем идти можно свободно. И двух карбидных ламп хватало, чтобы всю процессию освещать. Впереди – проводник-мадьяр. За ним Жерар со своим верным Луи. Потом Арнольд с Хелен. Потом Луиза с Антуаном. Ну и мы с Маркусом, а уж за нами – Петер и руссийский шпион с лампой и саквояжем. Второй саквояж он отдал Арнольду, который взял груз без пререканий и словно бы даже не заметил. Петер к Фариду явно оттого прибился, чтобы быть поближе к свету. Но держался достойно, если бы я не знал, что он подземелий боится, так и не заподозрил бы ничего.

Когда миновало четверть часа, скованность стала проходить. Может, именно от того, что и света хватало, и коридор выглядел часто посещаемым: разок мы наткнулись на разбитую чашку, осколки которой проводник сгреб ногой к стене, потом – на выгоревший факел и истлевшую тряпку. Проводник даже выругался по-мадьярски, непонятно, но красочно. Часто ходили этой дорогой.

– Отсюда есть пути почти под каждый дом в старой части города, – бодро сообщил Комаров. – Говорят, во времена османского владычества заговорщики подслушивали каждое слово врага, а также легко уходили от преследований. Османы же под землю лезть боялись.

– Вот уж не думал, что я осман… – пробормотал Петер. Но спокойно так, без паники. Переборол себя, молодец.

Арнольд впереди стал негромко напевать походную солдатскую песню. Я и сам под нее три года оттопал, когда по молодости баскам в наемники завербовался. Дом тогда долго на наши шалости внимания не обращал. Ну, грызется одна провинция с другой, какая Владетелю разница, если налог вовремя уплачен? А потом рыжая бестия, кабальеро Мартинез Кампо, ляпнул сдуру, что когда баски от иберийцев отделятся, то они еще подумают – оставаться ли с Державой… Ну и все. Послал Дом преторианцев на помощь иберийскому наместнику. Тут все веселье и кончилось.

– Доспехи рубил клинок, Взметали копыта пыль…

Я Арнольда не поддержал, уж больно скверные воспоминания песня навевала. И Арнольд, речитативом пропев несколько куплетов, замолк. Зато в полный голос заговорила Луиза, и это было похуже любой песни. Она и красотой подземелья восхищалась, и мастерством каменщиков, и размышляла, как бы эти катакомбы для полезных целей приспособить – например, сделать тут подземный монастырь строгого свойства, для вящей славы Господней, или приют для детей-сирот с дурными наклонностями, во имя человеческого милосердия. От здешней сырости все монахи бы разбежались, а сироты перемерли, но это Луизу не смущало.

– Скажи, Маркус, а ты сам читал ту знаменитую книгу, из-за которой весь шум? – спросил вдруг Фарид, невинно глядя на Маркуса. Парнишка обернулся, кивнул. – Наверное, уже жалеешь, что нашел ее? – продолжал Комаров.

– Подожди, – быстро сказал я. – Ты нас из Аквиникума выводишь, спасибо за это. Но допрашивать Маркуса не стоит.

А сам покрепче сжал Маркусу руку – молчи, не поддавайся на хитрые вопросы!

– Читал, – неожиданно сказал Маркус. – А почему вы спрашиваете? Вы ведь не нашей веры.

– В какой-то мере – вашей, – сообщил Комаров. – Вот, Ильмар знает, я аквинец. Был такой мудрец, Фома Аквинский…

– Знаю, – задумчиво сказал Маркус. – Я спорил с одним теологом. Года два назад, я тогда со всеми поссорился и удрал в дворцовую библиотеку. Три дня там просидел, книжки читал и со всякими людьми разговаривал.

Меня от этих слов словно морозом пробрало. Антуан, в наш разговор, а не в щебет Луизы вслушивающийся, вздрогнул и на миг обернулся.

– И что ты думаешь о нашей вере? – спросил Фарид.

– Мне кажется, вы не правы, – очень вежливо сказал Маркус. Отпустил мою руку и, чуть отстав, пошел рядом с Фаридом. – Зачем придумывать могущественного дьявола?

– Это объясняет зло на земле.

– А в мире нет зла, – убежденно сказал Маркус.

Сбить с толку руссийского шпиона было нелегко. Он начал:

– Но что тогда…

– Не надо примеров, – попросил Маркус. – Это божественная доброта. Божественная справедливость. Вот, скажем, умирает ребенок в бедной семье…

Сказал он это так, будто в богатых семьях дети никогда не умирали. Но слушали его сейчас все очень внимательно, и Луиза примолкла.

– Родители плачут, а не знают, что вырос бы ребенок – и убил их! – пояснял тем временем Маркус. Ну точь-в-точь мои мысли. – Или еще…

Он говорил, а я шагал себе, глядя внимательно под ноги, и вспоминал, как у нас в селе однажды голод разразился. Ну… не то чтобы настоящий голод, когда люди кору гложут и друг друга сожрать готовы, но голодуха изрядная. И десяток ребят помладше голод унес. Неужели все бы выросли отцеубийцами? Да никогда не поверю!