Ольга Вешнева - Узник вечной свободы

– Мы даем слово тебя не есть, ежели токмо ты сам не отступишься от нас. Время твоих испытаний еще не вышло, Тихон. Зима будет суровой по лесным приметам. Она выставит перед нами, достойный ли ты упырь. Отныне мы тебе не судьи. Охотники за упырями – вот кто судьи тебе.

Я толком не вник в суть его странной речи, но отложил в уме, что меня ждет куда больше испытаний, чем ранее предполагал. Мне предстояло охотиться наравне со всеми. Не хуже Мони. Она хотя бы умела ловить на деревьях белок, глухарей и тетеревов, а мне доставались мыши, крысы и несмышленые желторотые птенчики. Разница очевидна.

Впрочем, гнетущие меня опасения не помешали сполна насладиться подарком фортуны.

– А ну-ка погодите, хлопчики, – около меня возник Грицко, завершивший перепалку с Яной и Моней. – Неужто вы, дурашки, на евоную уловку поддались? – усевшись рядом со мной на ветку, он жестом поманил стоявших внизу и занятых мирным разговором Фому и Ахтымбана. – Все четыре клыка отдам на выдирание, коль признаете мою ошибку. Но я не ошибусь. Вас уверяю с клятвою, не мог барчонок зловить шушуна! Сам околел шушун от дряхлости, иль удавился ненароком, – он попытался вырвать совсем уже сухую добычу из моих зубов.

Я зарычал и оцарапал ему руку. Страх разоблачения прибавил мне смелости.

Грицко отпрянул и прижался к развилке засохшего сука, давая дорогу воинам, но те предпочли остаться внизу, не лазать без важного повода по деревьям.

– Сколь замечательна, иль напротив, позорна, была шушакова кончина, без разницы нам, – степенно ответил Фома. – А испытаньев Барчонку прибавить бы надобно. Не то заскучаем без его потех. Пущай городскую девку он высушит, точно воблу. Да выберет девицу поблагородней, понежней… Уж мы за ним присмотрим. Как вам моя затея, братцы?

– Затея хороша, Фома, – одобрил Ахтымбан. – Пускай идет Барчонок в город. Но прежде надо бы ему поголодать с недельку, чтоб точно девку высушил, из жалости не отпустил.

– Да, надо бы его проверить, как он к людям. Не горит ли к ним еще его душа чистейшею любовью. Так будет видно, с нами он, иль против нас, – рассудительно произнесла Людмила.

Сбросив высушенного шушака с сосны, я неторопливо, осторожно спустился на лужайку.

– Мне будет тяжело, – подумал я вслух, отойдя в сторонку от вампиров.

– Мне, как ты мыслишь, легко было убивать любимого коня? – доверительно шепнул догнавший меня Ахтымбан. – Конь был мне и другом, и братом, и соратником в бою. Я уваженьем хана так не дорожил, как его жизнью! Но мне пришлось…

Ордынец искоса заглянул в мои глаза и опустил голову, больше не поворачиваясь ко мне. Размытые ветром пряди волос играли на его лице, скрывая взгляд. Пройдя рядом несколько шагов, он резко повернул направо и ушел в лес.

“Человека, что же, ему совсем не жалко? – с легким недоумением я смотрел на сомкнувшиеся за ним кусты. – Да, что с него взять? Ахтымбан был и остается степным коршуном, налетающим и убивающим всякое созданье, что попадется в когти. А я? Смогу ли я загрызть девицу? Конечно, нет. А значит, настало время уничтожить негодяев. Близится час отмщения”.

В легких полупрозрачных сумерках, чуть желтоватых от просвечивающего сквозь облачный полог вечернего солнца, я шел по бульвару города N – уютного, тихого уездного городка, скрывавшего от меня свое имя с упрямством случайно встреченной на улице прекрасной скромницы. Я не пропускал ни одной вывески на длинных двухэтажных домах из красного кирпича, выкрашенных в желтый цвет с белыми наличниками. Но если на рекламном плакате вашего времени под жирной кричащей надписью: “Вселенная штукатурки!” можно увидеть название не только улицы, где находится лавчонка, в которую втиснута оная вселенная, но и города, то в мое время на вывесках часто не указывали даже улиц. Благо находились вывески не за “15 км”, а над той самой лавкой, куда они приглашали покупателей.

Сахарные пончики Федора Бирюли. Приятные мелочи для милых дам. Салон букетов… Я останавливался у красиво оформленных витрин лишь для того, чтобы укрыться от любопытных взглядов прохожих и от резких непривычных запахов – естественных и искусственных, раздражавших чуткий нос.

В собственное тусклое отражение на стекле я старался не всматриваться. Для моих глаз еще было слишком светло, и всякое мерцание в тени ударяло по ним словно плеть. Маленькие поля фетрового цилиндра посредственно защищали глаза от света. Я был голоден до одури, вот еще одна причина не смотреть на живую составляющую городского пейзажа, но не слышать ее я не мог.

Спешащие по домам чиновники проскакивали мимо с адским топотом, будто вместо скособоченных башмаков у них на ногах были свиные копытца. Прогуливающиеся под ручку дамы и господа, шелестя платьями и скрипя новенькими кожаными туфлями, семенили, притормаживая напротив ярких витрин. Звонко клацали при ходьбе подметками сапогов военные и постовые. С кряхтением ковыляли старички, опираясь на трости. Видавшие виды экипажи, запряженные усталыми извозчичьими лошадьми, с грохотом неслись по гулкой мостовой.

Я двигался бесшумно, будто скользил по неровному тротуару, и старался немного притопывать, если мимо проходил человек.

Один из любимейших моих нарядов, немного ушитый Моней, сидел отлично, только сюртук был слегка великоват, поэтому я не застегивал его, словно изнывал от жары. На самом деле меня пробивал озноб. Холодные руки не согревались даже в плотных перчатках.

Взятый след вывел меня на простор. Я прошел мимо величественного конного памятника непонятно кому – ярко отсвечивала табличка на гранитном постаменте, но судя по мундиру, это был человек военный.

Воздушный след, по которому я шел, принадлежал, как мне думалось, перевертному волку. Он был нежнее, тоньше следов дворняжек, и потому я особо выделил его. Точно не зная, как пахнут оборотни, я понимал, что хоть один из них в большом городе непременно должен быть. Как должна где-то здесь находиться и охотничья контора.

Я твердо решил сдаться сам, а заодно и сдать сородичей. Надеялся, что охотники меня выслушают, и может, даже немного попытают для получения важных сведений, прежде чем убьют. Устал я находиться рядом с разбойниками. Мне с ними не по пути. Не для меня это – всегда ступать по чьему-то следу, выискивать добычу. Я хотел использовать последний шанс воссоединиться со своими близкими – пусть даже на том свете.

С бульвара я свернул в тесную улочку. Там мне встретилась медленно семенящая старушка в коричневом салопе. Обгоняя ее, я услышал злобный лай и повернулся, оскалившись. Глаза вспыхнули в тени, из горла вырвалось рычание. Белая лохматая болонка на руках у старушки взвизгнула и умолкла. Ее хозяйка с испуганным стоном вжалась в облупленную стену, вытаращив глаза, и стала креститься, беззвучно шевеля губами.