Денис Кореев - Нежеланная мечта. Том 1

– Так я на машинах езжу. Автостоп называется. Выходишь на трассу, протягиваешь руку, добрые водители останавливаются, и ты едешь. За день по восемьсот – тысяче вёрст и проезжаешь.

– Эх, парень, ты видать и правда приболел, аль переутомился. Ты извиняйти, откушати у меня нет ничего с собой. Но ты ложись назад, отдохни, глядишь может и в себя придёшь.

Я залез в саму телегу и лёг на бочки. Мой спутник явно был неадекватен, и я решил не продолжать общение с ним и потому попробовал заснуть.

Уснуть мне не удалось. Не так уж удобно спать на повозке, запряженной лошадью. Она дико тряслась на каждой неровности, а на просёлочной дороге вообще не было ни одного ровного участка. А порой мне вообще казалось, что колёса отвалятся от телеги. Но зато, пока я лежал там, то сумел поразмыслить над тем, чтобы разговорить сумасшедшего водителя, узнать в каком времени застряло его сознание, как он живёт и чем занимается. Это должно стать хорошим опытом для меня. Прежде я ни разу не общался с полными психами, даже тогда, когда лежал в психушке, откашивая от армии.

Так я провалялся примерно час, рассуждая над тем, какие вопросы следует задавать и как лучше себя вести, дабы не вызвать подозрения и не разозлить человека. Я поднялся и сел рядом со своим новым неадекватным знакомым.

– Чейго-то ты совсем не отдохнул, тебе б поспать подольше, – начал он всё тем же дружелюбным голосом.

– Да как-то не спится мне на такой дороге, и телега жутко трясётся.

– Эх, изнеженный ты кой-то для странника. Тут ещё дождя давненько не было, а то б с тобой на каждой версте б телегу из грязи то вытаскивали б.

– Да, что-то я заметно утомился за долгое путешествие и совсем всё путать начал.

– Ну так это ж и не удивительно, семь то тыщ вёрст преодолеть дело не лёгкое.

– А не подскажите ль какой год то сейчас, а то я что-то совсем всё путать стал.

Водитель на меня посмотрел сочувствующим, но понимающим взглядом и сказал:

– Так пятьдесят третий уж на дворе.

– Пятьдесят третий? – Удивился я.

– Ну так, да. Одна тысячно восемьсот пятьдесят третий. А ты ль в каком году то выехал из дома?

Итак, значит его сознание застряло в середине 19 века, а это значит, что тогда и правда ещё не было машин и он не знает про быстрые способы передвижения. Да, в таком случае я должен был бы путешествовать пешком, или на лошадях. Чёрт, какая у них скорость?

– Так в пятидесятом я из дому то вышел, да и отправился в путь, – решил я предположить, что время будет самым подходящим.

Но незаметно для себя, я стал копировать манеру речи своего спутника.

– А, ну так и не удивительно. А куда путь до держишь хоть?

Очередной сложный вопрос. Но с такими я уже более-менее свыкся.

– Да по миру странствую, надоело знаете ль сидеть всё у себя дома то. Вот и отправился куда глаза глядят. Вот и Европу хочу посмотреть. А сейчас пока до Бреста еду, там друг у меня есть, во Владимире в прошлом году познакомились. А вы куда путь держите и откуда?

Путешественник, странствующий по миру, всегда прокатывал этот ответ водителям. А тут близость Европы, а раз уж мой спутник считает, что сейчас девятнадцатый век, то границ быть не должно и шинген мне не нужен, чтобы туда отправиться.

– Эх, что ж там делать то в этой Европе. Вся Европа опиумом накуривается, да бунтует повсюду, так что опасно там. Ещё и британцы эти с французами щас на нас пошли подле чёрного моря, так что завидят только русича, да и прикончат наспех не розабравшися то. Сам то я с Кобрина буду, извозчиком при винодельне работаю, да вино наше по уезду развожу, ну и в Брест тоже, но уж по Брестскому уезду я не катаюсь, так что наше есть только в городе. Так что считай, что так же, как и ты странник я, да только не сильно далёко от дома ездию. Сам то небось уж отведал винца то нашего знатного кобринского?

Каждый водитель, что работает на машине, считает, что он путешествует, вот только это абсолютная неправда. Как правило ездят они только по одним и тем же дорогам и нечего не видят. Да и общаются с людьми и узнают что-то интересное они тоже весьма редко, только тогда, когда подбирают кого-то. Но за то, им почему-то нравится считать, что они много чего повидали, много где были и всё знают. Хотя придорожные кафе, дороги и проститутки – это далеко не всё, что есть в этом мире.

– Да не довелось как-то. Дело в том, что Кобрин я быстро проехал и не задерживался в городе. Был поглощён желанием, как можно скорее добраться до друга.

– Эх, да, понимаю, друзья это ж святое. Ну не печалься, щас, ещё вёрст пять, семь лошадка протопает, пока не устанет, да и устроимся на привал и одну бочку откупорим.

– А можно разве? – Удивился я. Я уж привык к тому, что водители грузовых машин не имею право даже открывать кузов, не говоря о перевозимом грузе.

– А чего ж нельзя то? Литром больше, литром меньше, так что никто и не заметит пропажи то, вот в чём прелесть этой работы. Катаешься себе, винишко попиваешь. Люблю я это. Главное только, чтобы телега в порядке была, да погодка хорошая. А то бывают деньки, когда всю недельку дождь льёт как из ведра, а ты ездиешь под ним, в каждой яме колёса застревают, приходится вытаскивать телегу самому, а то лошадке сил то и не хватает. Эта кстати, одна из лучших моих, Мартой зовут, по прошлогодней весне родилась. Да резвая и сильная кобылка то, а тебя как будут звать?

Вот мне и вспомнилась старая добрая Белорусская манера общения, много говорят и мало слушают.

– Меня Дэном зовут, – ответил я, забыв, что такое имя прежде известно не было.

– Эх, ну и странные ж у вас имена на этом вашем Байкале. Я меня Михайло звать будут, приятно познакомиться, – он протянул мне руку, и мы обменялись рукопожатиями.

Дальше он мне ещё много чего рассказывал, о достоинствах Кобрина, которые я не оценил, о Кобринском уезде, о своей жизни, о том, что он родился во время отечественной войны и теперь ненавидит французов, о многочисленных девушках, что он использовал в своих поездках и о том, что чуть ли не в каждой волости его ждут дамы. Рассказал о том, что у него хорошее общение, как с дворянами, так и с крестьянами и особой разницы в сословиях он не видел. Тут я вспомнил, что действительно, если он считает, что сейчас 53 год, то крепостное право отменят лишь через восемь лет, а это значит, что меня спокойно могут заклеймить крестьянским клеймом при каком-нибудь дворянине и я буду обязан ещё восемь лет работать на него. Фак, он так убедительно всё это рассказывал, что я уже начал и сам верить в то, что сейчас середина девятнадцатого века. Его рассказы и правда были поражающими. Скорей всего, до того, как он свихнулся, у него была научная степень по истории Белоруссии девятнадцатого века.

По крайне мере, мне и правда было интересно всё это слушать. И я даже не замечал отсутствия каких-либо признаков цивилизации, до того, как мы не остановились у реки, для отдыха. Хотя, на протяжении трёх-четырёх часов мы ехали на юго-запад, точно в ту сторону, где должен был находиться Брест. Всё что нам попадалось, так это ответвления с нашей дороги и таблички на непонятном мне языке, но Михайло озвучивал их и говорил, что это съезды в волости и у него обязательно находился какой-нибудь знакомый крестьянин в этих волостях, о которых он что-нибудь рассказывал.