Джон М. Форд - Дракон не дремлет

Во дворе стояли восемь человек и еще нечто.

Воины были в кожаных куртках, с мечами и алебардами; у двоих за спинами торчали луки. У одного, важного и в шлеме, была на боку кожаная сумка, а через плечо перевязь с деревянными бутылочками на шнурках. Хивел знал, что это пороховницы для пистоля в сумке.

Нашивки у воинов на рукавах изображали оскаленного гончего пса, стоящего на задних лапах – талботхаунда, эмблему сэра Джона Талбота, нового королевского наместника Ирландии. Талбот по велению Генриха V подавил котантенский мятеж; говорили, что теперь женщины в Анжу пугают детей Жаном Тальбо . Генрих V умер, да здравствует Генрих VI, и советники трехлетнего короля надеялись, что Гончий Пес войны точно так же усмирит ирландцев.

Четверо воинов держали за цепи нечто, припавшее к земле, черное и бесформенное. Хивел думал, это пес, тот самый талботхаунд, или какой-то диковинный ирландский зверь, но тут существо выставило бледную лапу, расправило длинные пальцы, и стало ясно: это человек на четвереньках, в изодранной одежде и черном плаще.

От худых рук на земле осталась кровь. На запястьях и щиколотках у человека были кандалы с каким-то изображением, от них тянулись цепи. Голова повернулась, черный капюшон упал, и Хивел увидел железный ошейник – тоже с гравировкой, всклокоченную бороду и ноздрю с запекшейся вокруг кровью.

Он смотрел в черный глаз, остекленевший то ли от безумия, то ли от лихорадки. Глаз не мигал. Потресканные губы шевельнулись.

– Не сметь! – заорал воин и дернул за цепь, так что скованный упал плашмя.

Другой воин с размаху ткнул его древком алебарды; раздался тихий стон.

Первый воин нагнулся и тряхнул цепь.

– Закон позволяет нам отрезать тебе язык, если начнешь бормотать свои заклинания!

Хивелу подумалось, что воин говорит в точности как Дафиддова жена Нэнси, когда та укоряет курицу, не желающую нестись. Лежащий не шевелился.

– Эль! Где эль? – закричали другие воины, отворачиваясь от пленника.

За спиной у Хивела появился Дафидд с подносом кружек, увенчанных бурой пеной. От горячего эля поднимался пар.

– Вот, Хивел. И Огмий дай нам нужные слова.

Хивел понес эль во двор. Раздались громкие возгласы. Хивел понял, что приветствуют его, и на мгновение вновь стал цезарем. В следующий миг воины расхватали кружки.

– Давай сюда, малый.

– Клянусь Юпитером, добрый эль!

– Разрази тебя Юпитер, это не английское пиво. – Говорящий наморщил нос. – Но все равно недурно.

Хивел почти не слушал. Он вновь смотрел на скованного. Тот не шевелился, только хрипло дышал. Ветер отогнул полу плаща, обнажив рукав рубахи. Ткань была расшита сложным узором – не кельтским, но схожим, переплетенным.

И «Белый олень» был бойким постоялым двором; Хивел дважды видел шелк, на женах лордов.

– Позаботься о нашем псе, малый, – сказал тот воин, который морщил нос. Тон у него был дружелюбный. – Он восточный колдун, византиец. Из самого Города, говорят.

Из Константинова града.

– Чем… чем он провинился?

– Колдовством, чем же еще. Колдовал для ирландских бунтовщиков против короля Гарри, мир его праху. Пять лет прятался в ирландских холмах, ворожил и наводил порчу. Но мы его поймали. Лорд Джек его поймал, так что теперь он пес Талбота.

– Том, – одернул десятский, и воин на миг замер. Потом вновь подмигнул Хивелу и бросил ему пустую кружку.

– Вот смотри, малый, – сказал Том. Он нагнулся, схватил железное кольцо на руке пленника и потянул, словно того и нет. – Видишь, на железе змея вырезана? Это друидская змея, она связывает колдунов. Старый ирландский Патрик изгнал с острова всех змей ради своей колдовской братии. Но мы привезли змей с собой. Кожаных и железных.

Том отпустил кольцо, и рука пленника упала с глухим звоном, но сам пленник не издал ни звука. Хивел смотрел как зачарованный.

– Хозяин! – позвал десятский.

Дафидд подошел, вытирая руки о фартук.

– Да, центурион?

Десятский не стал его поправлять.

– У вас тут есть кузнец? Мятежник не особо опасен, но уползет, только дай волю. Надо его к чему-нибудь приковать.

– Так вы тут надолго?

– Мы не спешим. Пленника нужно отвезти в Йорк на казнь.

– Ирландское море глубокое, – заметил один из воинов.

– Не такое глубокое, чтобы поглотить его проклятие, – отрезал десятский. – Пусть его свой брат-колдун убьет. – Он повернулся к Дафидду: – Насчет ребят не бойся, они хорошие и слушаются меня. – Последнее слово он произнес с легким нажимом. – И до смерти устали приглядывать за этим бунтовщиком.

– Хивел, – сказал хозяин, – беги к Шону Мауру, пусть идет сюда с молотом и клещами.

Молодой звонкоголосый воин крикнул вдогонку Хивелу:

– И скажи, тут ему не лошадь ковать! А цепи!

Хивел припустил бегом, боясь обернуться. За голосами воинов и Дафидда, за собственным дыханием он различал настойчивый шепот, словно биение крови в ушах, когда все тихо. Он слышал его без остановки с тех самых пор, как губы колдуна беззвучно шевельнулись.

«Ты, способный меня услышать, иди за мной. Иди на мой голос».

И покуда Хивел бежал в сгущающихся сумерках, ему чудилось, будто за ним тянутся руки, хватают за плечи, за горло, силятся утащить назад.

Нэнси тронула за ошейник пса, вращавшего вертел, колесо остановилось, и Нэнси отрезала кусок от жарящегося бараньего окорока. Пес снова заходил в колесе. Нэнси положила мясо на деревянную тарелку, добавила вареного зерна и кусок мягкого черного хлеба.

– За мясо для него воины не заплатили, – заметил кухонный мальчишка Дай.

– Мне можешь не рассказывать, за что они не заплатили, – ответила Нэнси, накрывая тарелку салфеткой. – Надеюсь, зубы у него есть, а то нож я приложить не смею. Вот, Дай, беги, пока не остыло.

– Зачем они его бьют, если он колдовать не может?

– Вот уж не знаю, Дай, – грустно ответила Нэнси. – Ну, беги.

– Я отнесу ему еду, – сказал Хивел из дверей.

Дай открыл рот, потом закрыл. Нэнси отвернулась.

– Я ему воды набрал, – добавил Хивел. – И я его не боюсь. А ты ведь боишься, Дай?

Дай стиснул пухлые кулаки. Он был на год старше Хивела и тоже сирота. Бездетные Дафидд и Нэнси взяли их вместе и пытались воспитать как братьев. Хивел уже не мог вспомнить, каково это, иметь братьев, даже когда старался.

– Ie , боюсь немного. Корми его ты, – сказал Дай и протянул Хивелу тарелку. Тот кивнул. Хивел не то чтобы ненавидел Дая, скорее любил. Но они не братья.

За порогом кухни он взял фонарь и котелок с элем, которые оставил у двери, и пошел в сарай. Внутрь проникал косой сноп лунного света. Колдун сидел, прислонившись к столбу, белый и черный в лунном сиянии. Голова была чуть повернута. Хивел замер. Ему предстало лицо черепа, в глазницах что-то тускло поблескивало.