Алеся Троицкая - Стихийник: Артефакт душ

– Приведи Альтаффа, – скомандовал Райнхард.

Не споря, Плут отбыл, и, пока он возился с норовистой лошадью, которая не желала идти вслед за ним, стихийник обошел вход в пещеры по небольшому каменному уступу и стал наблюдать за отрядом из десяти человек, которых фамильяру удалось одурачить с помощью простенькой иллюзии. Возможно, он показал им, что вход в пещеры находится у подножия горы. Но не это растревожило мужчину, а вопрос, что же здесь понадобилось воинам Олдрика , чей стяг горделиво развевался в руках одного из мужчин. Белое солнце в когтях коршуна. Хотя, по мнению Райнхарда, коршун больше напоминал стервятника.

Стихийник был далек от государственных дел и уже очень давно перестал следить за стремительно меняющимися правителями, дележкой земель, распрями и политическими интригами. Но этот стяг не узнать было сложно. Варак и его окрестности уже принадлежали отпрыску Хенрика Благочестивца, и белые полотна с коршуном, несущим белое солнце, уже примелькались перед глазами.

Стараясь оставаться в тени, стихийник нахмурился. Не к добру все это…

Почему-то чуйка говорила о том, что это за ним отправлены люди. Но зачем? И как они узнали, что он здесь? Скосив взгляд на помятый венец со змеей, что так и болтался за поясом, мужчина сплюнул:

– Чтоб тебя пожрало пламя Альхарда, Эмерик!

Он решительно поднялся и, не обращая внимания на тупую боль в бедре и тошнотворный запах крови, что уже корочкой подсыхала на руках и лице, лихо запрыгнул на гнедого жеребца и помчался в Бранибор через Долину ветров, не только сокращая путь, но и минуя воинов Олдрика Ниарр Эльгхейса.

Бранибор встретил Райнхарда и его уставшего коня тихим вечером. В воздухе смешивались запахи моря, дыма от печей, что согревали не все здешние дома, и ароматом еды и хмеля – последние в его нынешнем положении чувствовались особенно остро, скручивая живот в болезненных спазмах.

Проходя по очередному темному переулку, мужчина на секунду замер, прикрыл глаза и прислушался. Невидимая нить дернула и потянула его в сторону от большака, на узкую глинистую дорожку к трактиру под названием «Уютная лачуга».

Уютная для любителей азартных игр, перекупщиков, воров и прочего сброда.

Толкнув хлипкую дверь, которую не раз выламывали подпитые завсегдатаи, Райнхард пытался в дымном мареве найти глупого мальчишку, который, несмотря на обещание держать язык за зубами, все же не удержался и навестил злачное заведение.

– Да зуб даю… Я, когда сам его увидел, не поверил. Открываю глаза, а надо мной стоит угрюмый детина с рожей мясника и говорит: «Хозяин, для меня честь служить тебе. Все, что ни пожелаешь, исполню! Не скупись на желания!» А потом упал на колени и давай целовать мне ноги. Я так и застыл, а когда пришел в себя, вспомнил сказания о неприкаянном выродке альхальда, что ходит по свету и исполняет чужие желания.

– Не бреши! Чтобы живое исчадие бездны да желания исполняло – дважды брехня! Перепил и спьяну Хельгу за альха принял. А может, какого-нибудь приятеля.

Толпа, собравшаяся послушать россказни тощего Эмерика, взорвалась ехидным смехом.

– Да пусть брешет, главное, что складно, – милостиво разрешил добряк с грязной кустистой бородищей, делая большой глоток пива. – Ну, а ты чего?

– А я ничего, – обиженно протянул мальчишка, следя за пенной дорожкой, что образовывалась под кружкой верзилы. – Взял и пожелал венец, что носит жрица Ванадис. И я не вру!

– Нахрена тебе венец? Ты че, баба?

– Да там, говорят, рубин с кулак Морица, – подался вперед Эмерик, косясь на лысого жирдяя, который смачно облизывал пальцы, измазанные в жиру куропаток. – Его продать можно.

– А с жестянкой что делать будешь?

– А ее Хельге подарю, пусть порадуется. Она у меня любит наряжаться…

– Для других мужиков, – хохотнул бородач, допив пиво и пустив смачную отрыжку.

Худое лицо Эмерика перекосила злоба.

– Она у меня…

Но защитить честь своей возлюбленной он не успел. Рука в перчатке из железных пластин выдернула мальчишку из-за стола и потащила за шкирку прочь, к выходу.

Мужчины, внимавшие россказням Эмерика, не сразу сообразили, что происходит. Затихли, провожая недоуменными, бараньими взглядами мощную фигуру, закутанную в черный плащ.

Бородач первым пришёл в себя, и вскочил с места:

– Эй, милейший, а ты ничего не попутал?! – Но фигура в черном даже не обернулась, таща скулящего мальчишку, который, кажется, от страха навалил в штаны, к выходу.

– Да он нарывается! А ну, стой, сцука! – прогнусавил бородач и, несмотря на хмель, туманивший разум, вмиг оказался возле двери, схватил со стола тесак: – Отпусти парня!

К нему подтянулись жирдяй Мориц и еще двое рослых детин, убитых пойлом в хлам, но, несмотря на это, крепко держащих в руках свои металлические зубочистки.

– Уйдите с дороги, – глухо произнес Райнхард из-под капюшона, закрывающего верхнюю половину лица.

– А то что, вонючий ублюдок? Расскажешь нам, какой ты крутой? Да мы тебя выпотрошим и нашпигуем свиными потрохами! Будешь долго вспоминать наше гостеприимство!

Райнхард на оскорбления не ответил.

– Все-таки нарываешься, сцука! – выплюнул бородач и с ревом, дающим сигнал к атаке, ринулся на альха.

Райнхарду потребовалась ровно секунда, чтобы надавить на слегка затянувшуюся рану на запястье, пустить себе кровь, почувствовать покалывание и призвать свою стихию. И еще одна – чтобы направить ее на бородача и тех доходяг, что ринулись на него. Одно мгновение, за которое можно сделать лишь вдох, – и всех их припечатало к стене мощным порывом ветра, притом, с такой силой, что здоровые молодчики лишились чувств, а глиняная посуда, сложенная в аккуратные стопки за кухонной перегородкой, повалилась на пол.

Да, Райнхард знал, что ни в коем случае нельзя вновь призывать ветер. И не только потому, что это еще больше истончит его связь с потоками и сделает уязвимее, увеличив терзания проклятого тела, но и потому, что проявление «уродства», а так в нынешние времена называли использование чар, каралось смертной казнью. Правители всех пяти королевств были едины во мнении, что ворожба – это скверна, отравляющая умы слабых и развращающая веру в единого и непостижимого Альхарда. В того, кто огнем и мечом на исходе времен вырвал землю из лап чудовищ.

Но уставшему и измученному мужчине выбирать не приходилось. Две недели пути от храма Ванадис и лишь краткие передышки, чтобы конь не слег, измотали альха. Приходилось спешить: нужно было обогнать солдат, чье дыхание постоянно ощущалось за спиной. Словно он играл с ними в безумную игру, не зная правил. Но какая бы это игра ни была, проигрывать он не собирался. Поэтому, плюнув на правила, Райнхард вышел в прохладную ночь. Поднял на ноги мальчишку, которого, словно куль с мукой, пришлось тащить до подворотни, и припечатал к стене: