Бари Сыч - Первый царь

– По истечении срока?

– На твое усмотрение. Можешь поступить в Орден на службу, думаю, там мечи понадобятся.

– У нас алебарды, – с серьезным видом ответил Таильрен. – И арбалеты.

Собеседник его скривился, как от кислятины. Он дворянин и, по всему видно, считал, что алебарды и арбалеты следует запретить, дабы не дать возможности простонародью воевать с благородными на равных. На деле же, были у компании и мечи. Только не длинные изящные, как у знати, а кацбальгеры. Короткие клинки, широкие и суровые, предназначенные для резни в тесноте схваток, когда ряды тяжелой пехоты давят друг друга, и нет места для молодецкого замаха.

Кондотьер хотел было сказать, что пересчитывать деньги не будет, но решил больше не дразнить линденца. Маркграф не опустится до того, чтобы обжулить наемников, это было ясно, как день. Честь не позволит. А поручик не осмелится, ибо хозяин голову снимет.

Задумавшись о родовой чести, Таильрен решил, что ему такая точно была бы без надобности. Она хороша при дворе да на приемах. В делах же денежных от неё помех больше, чем пользы. Сколько раз уже он зарабатывал на том, что родовитым аристократам не пристало торговаться. Тот же маркграф в этом молодец, прислал вместо себя дворянчика поменьше, тому и поспорить о цене уместно. Так что торг был, и Таильрен с трудом удержал достойную цену. Недавно кончилась война Ипренской Лиги, где его компания воевала на стороне императора против мятежных графов. Графы были разбиты, а у наемников появилось серебро и свободное время. Большинство компаний сейчас кутят, по кабакам и борделям не протолкнуться. Не таков Таильрен, он отдыхает, когда с работой глухо, а по питейным заведениям пусто, по причине того, что вся буйная публика уже спустила денежки и сидит на бобах. Сейчас же его компания берет неплохую кондотту как раз потому, что остальные в непотребном виде и придут в себя недели через две.

В пустом животе заурчало. Таильрен нарочно пришел на переговоры голодным, чтобы злее торговаться. Сытое брюхо тянет к ложу – истина дедовская и верная, как удар победителя турнира. Когда сделка будет совершена, капитан позволит себе знатный ужин, но, разумеется, не в этом заведении. Здесь бокал вина стоит дороже пирушки в ином трактире. В приличном, заметим, трактире, не каком-нибудь кабаке в трущобах, где бывает лишь два вида напитка: пиво и вино, без уточнения, что за пиво и что за вино, и не упоминая, что напиток будет разведен. Такие места кондотьер давно обходил стороной.

Однако, и в трактире «Шлем на пне», где они сейчас рядились, снедь оставляет желать лучшего. Ходят сюда не поесть, а обсудить дела, поэтому все в высшей степени пристойно и благородно. Держать же кухню с вкусными блюдами и большими порциями, как видно, заведению не позволял гонор. Нет! Таильрен заслужил добрый ужин с изобилием мяса и вина. Он предпочел бы миног или трепангов, но до моря слишком далеко и местные не жалуют его дары, до которых так охоч кондотьер. Он вырос в портовом городе и, когда уехал, поклялся больше не брать в рот не ни рыбы, ни моллюсков, ни водорослей, так их наелся в детстве. Как смешно вспоминать юношеские клятвы! Сейчас, вступив во вторую половину жизни, Таильрен превыше всего ценил кухню морского народа. Способствовало этому одно важное обстоятельство – теперь ему стали доступны не только те дары моря, что подешевле, но и самые лакомые блюда. Иные соусы стоили больше, чем его семья тратила за неделю в прежние денечки.

Под бурчание чрева, капитан обдумал кондотту. Все условия были ясны, все хитрости очевидны и не грозили его компании бедами. Дело выглядело определенно недурным.

– Я берусь, – сказал Таильрен и полез за чернильницей.

Она бежала по бесконечно длинному прямому коридору. На стенах коптили факелы, развешанные столь густо, что их огни сливались в сплошную дорожку. Почему-то света это не добавляло. В туннеле царила удушливая мгла, из которой Кари спешила вырваться. Принцесса бежала, не чуя под собой ног, но казалось, что она совсем не движется вперед, к дверному проему, отсвечивавшему заревом пожара, в котором горела вся столица.

Неожиданно для себя она оказалась у самой двери. Кари вложила в последний рывок все силы, но путь ей преградила высокая фигура. Это был темнокожий южанин, один из тех негодяев, что грабили и жгли город. Широкоплечий татуированный дикарь с лицом, на котором играла азартная улыбка безнаказанного хищника. Добыча беззащитна, опасаться нечего, можно поиграться с дичью или взять сразу.

Он схватил её за плечо, притянул к себе и могучей оплеухой поверг на пол. Кари отчаянно закричала, не от боли – от ужаса перед тем, что её ждет.

Южанин шагнул к ней, мерзко ухмыляясь, но тут же упал на колени. Кожаная куртка на его груди вспухла горбом, изо рта хлынула кровь. Негодяй захрипел и завалился на бок. Над ним стоял брат Кари, Порнинтир. В руке он держал меч, кровь с которого текла на мрамор пола.

– Вставай! – крикнул он сестре. – Нужно бежать! Отец мертв! Войско истреблено! Всё пропало!

Она мгновенно оказалась на ногах, но в этот же момент голова брата покинула плечи, снесенная мощным ударом кого-то, невидимого Кари.

Голова подкатилась к её ногам и просипела: «Кари… беги…»

Принцесса проснулась от своего крика.

Сны мучили её уже полгода. С той самой ночи, когда Аликсерен был взят воинами халифата Югеней, и погибла вся её семья. Лишь ей удалось бежать с несколькими слугами. Кошмары снились ей почти каждую ночь, изменяясь иногда до неузнаваемости. Постоянным остается одно – чувство страха и беспомощности. Сейчас Кари уже была не уверена в деталях событий, настолько перемешались в её голове ужасы пережитого и приснившиеся кошмары.

Брат её погиб, как говорили, защищая стены цитадели Аликсерена. Во сне его и пробивали пиками, и рубили в куски, и засыпали стрелами. Вариантов было без числа. Иной раз брата казнили у неё на глазах. Тогда она видела его, простертого на плахе, и топор палача, гигантский, заслоняющий половину неба. Но в большей части снов он погибал у неё на глазах, спасая её и жертвуя собой. Так оно и случилось, если зрить в корень. Если бы последние защитники цитадели не были такими героями, беглецов нагнали бы со всей неизбежностью.

Смерть отца, императора Викрентира, ей не приснилась ни разу. Той ночью он умирал от раны, полученной в битве накануне, когда орды варваров разбили войско Южной Империи. Порнинтир приставил к нему верного человека, чтобы тот заколол своего повелителя, едва цитадель падет, и во дворец ворвутся дикари. Попадать к ним в руки живьем не следовало даже умирающему императору. Позаботиться же о теле, как это подобает, не было никакой возможности.