Даниил Шварцман - Словно сон: сага о Хильде

– Тебе виднее, Седобородый, – шаман покачал головой. – Девочка моя, нам пора идти, – сказал слепой шаман и вытянул свою дряхлую руку вперёд. – Кольцо, что даровал тебе Хави, – отдай его мне.

– Зачем оно тебе, старик? – Хильда послушно стянула кольцо и вложила в руку шамана.

– Не хочу, чтобы он нашёл нас, – простонал слепой шаман и, с трудом подняв руку над головой, метнул кольцо в пропасть.

Ветер дул в спину, подгоняя Хильду за стремительно и бодро идущим шаманом, будто он всё время притворялся немощным для образа. Две тени кружили над ними – вороны Мунин и Хугин свысока наблюдали за каждым их шагом, кружась хороводом и звонко каркая, словно переговариваясь меж собой.

Мокро, холодно, и тело уже не в состоянии дрожать. Сапоги были пропитаны солёной водой, кольчуга сдавливала плечи, а рубашка – вся мокрая – свисала до бедра. Стоило ей только задуматься о нём, как острая боль пробегала по её ноге и заставляла скривить лицо и приостановиться. Стиснув зубы, стараясь подавить боль, она подняла намокшие глаза на шамана. Пара выбившихся локонов из её косы свисала у виска. В её зелёные, цвета листвы, глаза смотрел шаман своим остановившимся взглядом, от которого веяло холодом, и казалось, что в его глазах поднялась снежная буря. Хильда сжала губы и превозмогая боль смогла выпрямить спину. Шаман с любопытством посмотрел на неё.

– Как странно, – прохрипел он. – Только сейчас я почувствовал твои эмоции, твою боль. Расскажи мне: что ведёт тебя к Хель?

– Не твоего ума дела, старик, – процедила Хильда.

– Вижу я мертвеца, что стоит рядом с тобой, – у Хильды пробежали мурашки. – Мужчина с грудью воина и сердцем волка. Избранный самим Богом Войны, но погибший как вшивая собака, лишённый прохода в холл Одина.

– Ты видишь его? – Хильда положила руку на мешочек. – Скажи мне, мудрейший: ты его видишь?

– Да, – в его голосе звучала безнадёжность. – Но облик размыт, лик его пуст. Вижу лишь очи его, что горят синим пламенем, он не может найти покоя.

Шаман протянул свою заскорузлую руку к ней и провёл ладонью по холщовому мешочку. Таинственный скрежет разрезал воздух и заставил Хильду закрыть уши руками, а шаман отшатнулся назад и, оторопев, поднял голову к небу. Скрежет беспощадно резал уши, тонкие струйки крови вытекали из-под ладоней Хильды и капали на землю. Шаман выкрикнул что-то очень громко, и скрежет будто взмыл в воздух и отправился к облакам. В ушах страшно звенело, а в глазах двоилось. Шаман схватил Хильду за запястье и потянул за собой. Раздался ужасающий, разгневанный вой и крик, словно воины готовились к бою, разгоняли кровь.

Стрекот костров, лязг меча, разрывающие воздух стрелы, расколотые щиты, звук переломанных костей – они следовали за ними по пятам. Слепой шаман тянул потерянную в пространстве Хильду, для которой мир дрожал и сыпался, как песок через пальцы. Все звуки смолкли, как только они вбежали в пещеру. Шаман достал два камушка с рунами и бросил их у входа.

Звуки щелчков пальцев заставили Хильду повернуться, и, встряхнув головой, перед собой она увидела шамана, стоящего в полный рост и с прямой спиной. Пещеру освещал одинокий факел. Свет боролся с мраком. Шаман положил факел на влажные камни и достал из своего маленького кожаного мешочка рунный камень.

– Перед тем как мы совершим путешествие к Норе Гнили, я прочитаю заклинания над этим рунным камнем, держи его в том месте, где потерять его ты не сможешь! – Шаман вложил камушек ей в руку. – После каждого заклинания повторяй: «Я омываю свои вежды, и око моё видит ясно, так защити меня от гнева и жестокости!»

– Я готова, – тихо сказала Хильда.

– Коль в море шумящем буря застигнет тебя, ветры и воды почтут твою волю, и берег найдёшь ты невредимой, – его голос звучал как сотня голосов; его речь заставляла пламя факела безудержно плясать.

– Я омываю свои вежды, и око моё видит ясно, так защити меня от гнева и жестокости.

– Не сможет тебе вредить грозная стужа в горах, крепкий мороз твоей кожи не тронет, конечностей твоих не скуёт.

– Я омываю свои вежды, и око моё видит ясно, так защити меня от гнева и жестокости, – повторяла Хильда.

– Чтоб ночью был безопасен твой путь, ведьма тебе волшебством неживым не навредит никогда. От нечистой ворожбы дух твой защищён, – зачитал шаман третье заклинание.

– Я омываю свои вежды, и око моё видит ясно, так защити меня от гнева и жестокости.

– Сможешь о мудрости в спор вступить, мыслей ум и устам красноречия – много пусть будет дано.

– Я омываю свои вежды, и око моё видит ясно, так защити меня от гнева и жестокости, – Хильде начало казаться, что пещера дрожит и словно повторяет каждое слово за шаманом.

– Пятое заклинание я произнесу: тёмная сила не сядет на твою выю, коготь мертвеца не достанет до твоей десницы, взор Королевы Мёртвых от очей твоих отразится.

– О, я омываю свои вежды, и око моё видит ясно, так защити меня от гнева и жестокости! – Громко крикнула Хильда, пещера затряслась – и в то же мгновение прекратила. Тишина спустилась из ниоткуда.

Шаман попятился, нагнулся за факелом и осторожно осмотрелся по сторонам. Глубокое подземелье, кажется, вело к самому Нифельхейму. Чёрные склизкие стены пещеры смердели, и чем глубже они спускались, тем сильнее воняло. Факел с трудом освещал путь впереди и полтуловища шамана. Хильда же шла позади, и тьма, словно выжидающий хищник, смотрела на неё, взгляд его она ощущала на своей спине. Рунный камушек она обмотала тонкой верёвкой у пояса и туго завязала. Дёрнув пару раз, она проверила на тугость узел и спокойно продолжила путь за удаляющимся светом.

Она потеряла счёт времени и не знала, идут ли они всего пару часов или пару суток. Ноги устали, бедро горело, и боль огненной стрелой пронзала всё тело. Внезапно её нога скользнула вперёд, и она, теряя равновесие, схватилась за стену, покрытую толстым слоем серо-бурой слизи. В отвращении отдёрнув свои руки, она вытерла их о свои и так грязные штаны. Этот запах – смрад гнили – исходил от этой самой слизи, которая облепила её сапоги, руки и теперь штаны. По запаху её было бы невозможно отличить от мертвеца. Тошнота от запаха, который усилился стократно, подступила к самому горлу.

Шаман будто не замечал его и спокойно босыми ногами шёл по этой слизи. Посмотрев на его ноги по лодыжку в слизи, она приставила ладонь тыльной стороной ко рту, сдерживая рвотные позывы.

– Коль тебе уже плохо от запаха, то как ты пройдёшь по рекам Хель? По мосту к вратам? В её чертоги? – спросил шаман своим хриплым голосом.

– Ты уже бывал в Хельхейме: как ты прошел через реки Гьёль и Лейп? – Хильда старалась отвлечь себя от смрада.

– Реки Гьёль и Лейп, – начал шаман свой рассказ. – Обе реки несут мертвецов к пасти Нитхога – дракона, что щёлкает их своими челюстями, высасывает трупные соки из реки, словно мёд. Гьёль несёт клятвопреступников, и лица их обращены кверху, а глаза их пусты, лишь белые глазные яблоки пристально наблюдают за тобой. Ты этого не видишь, но прекрасно чувствуешь их проклятый взгляд на себе. Лейп несёт воров – они плывут брюхом вниз. За их преступление им полагается позор – и река Лейп наполнена им, воспоминаниями, которых никогда и не было. Гьёль насылает сны покойникам об их клятвопреступлениях, и глумится река над ними за их злодеяния, за их лживый язык.