Наталья Аверкиева - Цветочек

И Вилл перепугался до икоты, когда понял, что они собрались делать – с Тома стянули рубаху и штаны и начали связывать по рукам и ногам. Они же не на самом деле решили его разорвать? Они же не сделают этого? Они не посмеют! Он же живой!

Тетка с большими сиськами нетерпеливо ходила по линии обзора, закрывая все своей жирной задницей! Надо что-то делать! Надо срочно что-то делать! Но что? Их вон сколько, а Вилл один.

Тетки нервничали. Дергали за веревки, привязанные к ногам и рукам Тома резко и сильно (у Цветочка даже суставы заломило). Мальчишка стонал, но ничего сделать не мог.

– Сильнее! Тяните сильнее! – приказала ведьма.

Женщины и девочки с силой начали растягивать веревки, словно действительно собираясь разорвать пленника на части. Цветочек едва не взвыл от пронзившей его от рук и ног боли. Настоящей, физической, совершенно реальной жгучей боли. Боль прошла по конечностям маленькими молниями и ударила в центр груди. Он аж подпрыгнул от неожиданности. Том беззвучно рыдал и мычал. Ведьма хищно улыбнулась, доставая ритуальный нож:

– Кровь девственника продлит жизнь, – произнесла зловеще.

Его вывел из транса истошный вопль Тома. Такой отчаянный, такой перепуганный. Вилл вдруг расправил плечи, разом вспомнив, что он, как ни крути, а все ж наследный принц, и его не тронут. Ну… По идее не должны тронуть, конечно. Но не давать же Тома в обиду!

– Вы с ума сошли?! – заорал он, вырываясь из кустов диким зверем.

Женщины замерли, продолжая натягивать веревки. Ведьма разъяренно обернулась. Том продолжал орать, умолять о помощи и извиваться.

– Немедленно отпустите его! Я вам приказываю! – он с вызовом смотрел в глаза ведьме, на всякий случай, достав из ножен кинжал. – Я приказываю! Выполняйте приказ кронпринца! Отпустите его!

Женщины отпустили веревки и отступили, прикрываясь. Том тут же скрючился, прижав руки к груди. Вильгельм, плотно сжав губы, с ненавистью вцепился взглядом в ведьму.

– Только попробуйте что-нибудь сделать, – шипел он, встав над парнем так, чтобы никто и близко к нему не подошел. – Вас отец на лошадях порвет. По-настоящему! В самом деле! Живьем разорвет!

Ведьма молча вглядывалась в его лицо, словно изучая. Потом подошла к корчившемуся от боли Тому, не обращая внимания на принца, стряхнула прилипшие ко лбу волосы и вытерла морщинистой рукой лицо, очищая от слез и песка. Еще раз глянула на Вилла. Ухмыльнулась.

– Привет Унгине передавай, – она неприятно засмеялась. Бросила брезгливо: – Цветочек.

Принца передернуло от негодования.

– Убирайся к чертям, старая ведьма! – рявкнул ей в спину.

Женщины подхватили одежды и пошли прочь. Проводив их взглядом и убедившись, что им больше не угрожает опасность, Вилл склонился над Томом.

– Покажи, – нежно сказал он, пытаясь развернуть свернувшееся в калачик всхлипывающее тело.

Том протяжно взвыл и сжался еще сильнее. Его тело начала бить мелкая дрожь.

– Я помогу. Покажи. – Вилл почувствовал, что и сам сейчас вот-вот заистерит. – Осторожно покажи. Ну, давай, Том, позволь мне тебе помочь.

Тот отчаянно затряс головой, давя рыдания громкими всхлипами.

– Послушай, я помогу тебе. Покажи мне, что они сделали. Я постараюсь помочь.

– Мне стыдно, – на выдохе пискнул он.

– Глупости какие! Чего ты боишься? А эти… – он еще раз обвел берег взглядом. – Эти ушли. Том, здесь нет никого, кроме нас. И сейчас ты нуждаешься в помощи. Пожалуйста, Том, позволь мне помочь.

Вилл с трудом завалил его на спину и отодрал руки от груди. Чертыхнулся, увидев невероятно распухшие кисти темно-бордового, почти черного цвета.

– Послушай, я постараюсь перерезать веревки, но здесь темно и плохо видно, а узлы очень сильно затянулись, я не смогу их развязать. Я буду очень аккуратен. Ты только не шевелись, ладно? Обещаешь? – голос дрожал.

Принц очень осторожно, двумя пальчиками, ощупал поврежденные запястья. Перетянуто, действительно, очень сильно, веревки впились в плоть и даже поранили кожу. Том все пытался закрыть лицо то одной рукой, то другой, но глядя на черные ладони и опухшие пальцы снова начинал всхлипывать и лить слезы. Вилл достал кинжал, облизал лезвие и начал осторожно надрезать первый узел, молясь, чтобы рука не дрогнула, и он не порезал его.

– Ты только не шевелись, – бормотал он, скорее себе, чем Тому. – Не шевелись. Сейчас все будет хорошо, слышишь. Времени мало прошло, кровь пережата, но это не критично. Все будет хорошо, только не шевелись.

Веревка поддалась – лопнула. Он едва успел зафиксировать руку, когда кинжал сорвался.

– Вот видишь! – радостно воскликнул Вилл, откидывая в сторону обрезки. – Всё хорошо. Сейчас кровь уйдет… Давай вторую руку. И не бойся, всё получилось!

Вторую веревку он разрезал быстрее первой – было уже не так страшно и руки не дрожали. Он действовал смелее, понимая, как именно надо сделать надрез, чтобы не поранить кожу. С ногами все вышло совсем хорошо. Он счастливо улыбнулся Тому и взял его руки в свои, принялся осторожно и очень нежно гладить и массировать каждый палец, заставляя застоявшуюся кровь двигаться быстрее.

Когда опухоль немного спала, и руки Тома стали похожи на руки, Вильгельм обнял тихо плачущего мальчишку, как когда-то его обнимала кормилица, прижал к груди и погладил по спине, приговаривая:

– Не бойся, с руками все будет хорошо. Надо немного времени, но уже сейчас видно, что с ними все хорошо. Они не повредили. Не успели. Руки и ноги двигаются. Всё пройдет. Прости, я видел… Но они так быстро действовали и было так страшно, что я сначала не понял, а потом… Прости… Если бы я вмешался раньше, то они бы ничего тебе не сделали. Это я виноват. Прости…

Он прижимался щекой к его макушке, как когда-то прижималась щекой к нему кормилица. Он гладил его по спине, по плечам, по рукам, как когда-то гладила кормилица. Он окутывал его лаской, по которой соскучился сам, которая накопилась в нем за эти долгие месяцы без кормилицы. Он интуитивно старался прижать его посильнее к себе, чувствуя, что от тесного контакта, Том успокаивается, перестает дрожать, сам прижимается к нему, крепко обняв. Когда он окончательно успокоился и перестал лить слезы, Вилл наклонился к самому уху и зашептал:

– Послушай, давай договоримся. Об этом никто никогда не узнает. Они – ведьмы – никому ничего не скажут – так они испортят колдовство, которое у них все равно не получилось. Но о колдовстве нельзя говорить, а значит они болтать не будут. Я не скажу никому. Мне просто некому. Да и король, если узнает, что я один ночью выходил из замка… В общем, ему не надо знать, что меня не было в замке. И ты тоже молчи, никому не говори, даже своим друзьям. Когда никто не знает, то ничего и не было, хорошо? – Том кивнул. – Не выдавай меня. Король в гневе убить может.