Арман Умиралиев - Гунны

Я оглядел собравшихся. Все были сурового вида мужчины, большинство из них среднего возраста – тридцати, сорока лет, одетые в доспехи разного типа, чешуйчатые, пластинчатые, куячные. Но ни у кого не было кольчуги. Справа и слева от меня сидели два старца, похожие друг на друга. Хотя какие они старцы! Так я их назвал из-за того, что оба были лысые, с седыми, похожими на козлиные редкими бородками. Но это было единственное их сходство со стариками. Оба были огромные, широкоплечие, с широкой дугообразной грудью. Под рукавами их кожаных курток угадывались железные бицепсы.

«И что мне говорить этим, несомненно опытным, прошедшим наверняка десятки битв воинам?» – думал с тревогой я.

«Да и ладно», – решил отбросить все тревожные мысли, пустить ситуацию на самотек, – «будь, что будет, авось пронесет. Ужас еще обещал подстраховать. Ну, а пока надо хорошенько поесть».

Поев, я обнаружил, что захмелел от выпитого кумыса и почувствовал стеснение во всем теле.

«Зачем надо было надевать доспехи во время еды? Хотя Ужас сказал, что это военный совет, а еда – это, видимо так, приятное с полезным».

В зал в сопровождении двух довольно симпатичных девушек вошла Тураки-хатун. Музыкант тут же остановил свою игру, а все присутствующие затихли.

«Ага, вот тут кто по-настоящему правит балом», – решил я.

Но «моя» бабка, пройдя в конец комнаты, скромно села за спинами сидящих и уставилась в пол.

Ужас став с места объявил:

– Сегодня утром мы потеряли внешнюю стену, каган Шоже смертельно ранен, завтра с утра ханьцы пойдут на решительный штурм. Нужно решить, как нам вступить в бой.

Тут сидящий от меня справа «старец» встав, сообщил:

– Мы кочевники и привыкли сражаться верхом. Без коня мы на половину слабее, даже если будем находиться на стенах. Считаю, что завтра, еще до того как ханьцы начнут атаку, выйти за стены и напасть на них всеми имеющимися у нас силами.

Практически все присутствующие одобрительно загудели, молчали только Ужас и «старец» сидевший слева. Но он встал и продолжил:

– Завтра, так или иначе, мы погибнем, ханьцев шесть туменов, нас только шесть тысяч.

«Видимо он не посчитал легионеров», – отметил я про себя.

– Выйдя за стену мы погибнем, но погибнем в бою, будучи гуннами, смело смотря вперед и несясь на врага. Оставшись под защитой стен, мы уподобимся тем же ханьцам и все равно погибнем, но тогда нам стыдно будет предстать перед нашими предками. Нужно выпустить первыми воинов Рима, на которых ханьцы отправят своих стрелков, а в это время мы под твоим командованием атакуем их основные силы, – обратился он ко мне.

«Это чего? Я что всех поведу в последний бой?» – я оглядел присутствующих. Все смотрели на меня с ожиданием, кроме «моей» бабки, которая продолжала сидеть, опустив вниз голову, – «Вы, что хотите, чтобы я одобрил этот самоубийственный план? Да ни за что!»

– Хорошо, – хрипло выдавил я.

Я почему-то побоялся сказать нет. Тогда пришлось бы выдвигать альтернативный план, которого у меня не было и быть не могло.

– Хорошо, – четче повторил я.

Все одобрительно зашумели, но Тураки-хатун услышав мой голос, встрепенулась и внимательно посмотрела на меня.

«Кажется, она меня заподозрила. Спалила мой «треснувший» голос. Надо по-быстрому свалить с этого совещания, пока она окончательно не вывела меня на чистую воду».

Я встал и сказал:

– Завтра в бой. Всем тщательно подготовиться. Нужно забрать с собой как можно больше врагов, – и направился к большой двери, окованной железом. Ничего умнее я в тот момент придумать не смог. Все воины, включая Ужаса, встав, склонились передо мной в легком поклоне.

Ко мне подбежали сестренки, подав «отобранное» у меня ими оружие и шлем.

Выйдя за дверь, оказался на уже знакомой мне площади. Впереди находились «родные» мне ворота с надвратной башней. Повернул направо и, пройдя метров пятьдесят после окончания передней стены цитадели, решил обойти ее. Пройдя еще столько же, подошел к противоположной от ворот стене. За стеной была река, на другой стороне которой никого не было. Я взглянул на небо, солнце уже клонилось к закату.

«Может свалить отсюда ночью по-тихому, переплыв реку?» – подумал я, – «а потом куда пойду? Это не вариант. Нужно выжить и выжить любой ценой, но выжить так, чтобы потом, если и не получится возвратиться в свое время, то жить долго и счастливо».

Поднявшись на ближайшую башню, я осмотрел крепость. Она была неплохой. Стены крепости в отличие от внешних были каменными, высотой до пяти-шести метров и расположены равными длинами со всех сторон, примерно по пятьсот метров. С трех сторон находились ворота. Над стенами, помимо угловых и надвратных, через каждые пятьдесят метров возвышались башни.

По бокам и позади центральной цитадели располагались небольшие дома и еще над многими недостроенными продолжали трудиться люди. «Видимо, это согдийцы». Воины-кочевники лениво посматривают на них.

Я повернул в обратную сторону и увидел за остатками внешней деревянной стены, находящейся в двухстах метров от каменной, лагерь со многими тысячами палаток. Собравшись с мыслями, начал вспоминать, что-то там было про историю кочевников?

В 40 году до н.э. вождь гуннов Чжи-Чжи, бежав от своего брата, построил на берегу реки Талас город Таласо, который через пару лет после основания авантюрный, но решительный и талантливый китайский военноначальник Чен Тан, чтобы выслужиться, своевольно собрав шестидесятитысячную армию, похерил. Раненного царя обезглавил, а его семью, включая сына, «то бишь теперь меня» и всех защитников числом в несколько тысяч, приказал казнить.

А за несколько лет до этого легионеры Красса потерпели сокрушительное поражение парфянам в битве при Каррах. Двенадцать тысяч римлян попало в плен. И вот этих легионеров, числом в несколько когорт, парфяне вроде отправили в помощь гуннам.

Я посмотрел назад, – «вот река, в крепости лежит раненый хан Шоже, видимо, по-китайски Чжи-Чжи, вот внизу легионеры ножи точат, вон огромный лагерь китайцев. Осталось только погибнуть от их рук. Да и завтра вылазка, решение о которой принято сегодня на военном совете. Так и случилось в истории. Первыми из-за стен вышли легионеры, которых китайцы посмеявшись почти всех расстреляли еще до того как они до них добежали. Конницу гуннов приняла на копья тяжелая пехота, а потом уж захватили почти беззащитную крепость».

– Не, ну надо же было так попасть. Вот же не пруха. Не ну переместиться в какое-то более спокойное время, ведь можно же было! Кто там меня сюда отправил? Хотя, когда в Степи было спокойно? Вся история моей страны вплоть до почти середины XX века – это сплошные войны, междоусобицы и голод. Причем междоусобицы гораздо кровопролитнее, чем войны с сопредельными государствами. Придя в земледельческую страну, кочевники никогда не ставили целью уничтожить ее. Да грабили, убивали тех, кто сопротивлялся, насиловали, уводили с собой пару тысяч рабов, но основную часть граждан иностранной державы оставляли живыми и города неразрушенными. Чтобы через пару лет, было куда возвращаться. Это как стричь шерсть с овцы. Да, неприятно для овцы, но ведь осталась живой, а шерсть через некоторое время снова отрастет. А вот родственные кочевые племена и роды старались уничтожать под корень с особой жестокостью. Потому как знали, что в суровых условиях степи сегодняшний победитель, завтра, после гибельного джута мог оказаться слабее побежденного и тогда месть не заставит себя ждать. По этой причине и случились известные великие переселения народов – саков, этих же гуннов, венгров, кыпчаков. Кочевники чтобы выжить бежали с насиженных мест под давлением других номадов – пробормотал я сам себе.