Елена Батурина - Рогнеда

Как-то раз один мужик из соседней деревни попросил девчушку на мельницу съездить, зерно ему смолоть. Настенька согласилась, конечно, но на душе у неё кошки скребли, не то мельника побаивалась, не то предчувствие какое-то нехорошее было. Выдвинулась она в тот раз поздней обычного, после полудня далеко уже было, утром-то она едет и песни поёт, а тут что-то страшно стало. Чудилось ей, будто в кустах кто сидит или с дерева наблюдает. Не по себе сделалось ей, едет, вожжами подёргивает, коня поторапливает, а саму страх берёт.

– Давай, Гнедко, давай, родной, поторапливайся. Нам бы до темноты в деревню вернуться, жутко очень…

А конь у неё умный был, что человек, понял хозяйку, прибавил шагу. Вот уж мельницу видно, проехала она пустой дом, озирается, мельника нигде не видно. Настя решила позвать его:

– Дядька Серафим, ты где?! Это я, Настя с Пчелы, привезла пшено… – вжав голову в плечи, позвала она негромко.

В ответ тишина, только пустые ставни дома скрипят, ветер в них гуляет.

– Дядька Серафим! – отважилась громко крикнуть она. – Ты где?

– Что кричишь?! Я не глухой, телега твоя так скрипит, за версту слышно, того гляди развалится, починить её надо, – отвечал мельник, появляясь из-за дома. – А ты что, дурная твоя голова, ночь уж скоро, а ты только едешь?! Я-то свою работу сделаю, не боись, только ты вот как домой в темноте поедешь? Мало ли зверья ходит…

– Ничего, как-нибудь доберусь! Чай, не впервой, – храбро заявила Настя, спрыгнула с телеги, погладила коня. – Мне не привыкать, да и Гнедко дорогу знает, довезёт, родимый.

– Ну и дела… Ладно, что лясы-то точить, давай работать, пока ещё светло, – проворчал мельник и заковылял к мельнице, неся на плечах мешок с зерном. Девчушка кружилась возле него, стараясь помочь.

– Сядь, угомонись! Только мешаешь! Без тебя быстрее сделаю, – пробубнил Серафим.

– Да как так-то, дядька?! Не могу без дела сидеть, пока ты работаешь, плохо мне от безделья. Давай хоть мешок подержу, пока мука сыплется, – брови её взлетели вверх, глаза приняли такой умоляющий вид, что отказать ей не было сил.

– Ладно, держи мешок!

Так они и трудились вдвоём. И нелюдимый Серафим каждый раз, когда поглядывал на девушку, улыбался, и на душе у него становилось светло и радостно. Как будто жизнь к нему возвращалась, глаза его искрились от счастья. Да и Настенька уже не сторонилась его, не пугалась его злобного вида. Она поняла, что в душе Серафим очень добрый и ранимый. И глаза у него хоть и маленькие, да такого необыкновенного василькового цвета, что позавидовать можно. Да и не в красоте дело, главное, чтобы человек был хороший. А то, что дядька Серафим был хороший, она давно знала, многим помог, никогда в помощи не отказывал. И даже было иногда обидно, когда некоторые относились к нему свысока и с презрением. Этого он ну никак не заслуживал. Наконец-то последний мешок был измолот. Собрали они мешки, взвалили на повозку. Присели устало на завалинку возле мельницы.

– Слушай, Настя, темнеет уже, оставайся у меня на мельнице, а как солнце встанет – поедешь себе спокойно. Ну куда ты в такую темноту собралась? Переживай потом за тебя! – устало пробубнил Серафим.

– Нет, я обещала дядьке Афанасу, что сегодня приеду, а слово своё я всегда держу. Так что, куда ни кинь, надо ехать. Благодарствую, дядька Серафим, что не отказал мне, мог ведь сказать, мол, поздно уже, завтра приезжай, – Настя поклонилась мельнику, взяла под уздцы Гнедко,

– Но, родимый, давай, домой пора, пошевеливайся, – сказала она коню.

– Стало быть, дело, решённое? И отговаривать тебя смысла нет?

– Верно говоришь, Серафим, поеду, и дело с концом! – уверенно и бодро заявила Настёна, махнула рукой и двинулась в сторону леса.

Серафим долго всматривался вдаль, наблюдая за худенькой фигуркой, крепко держащей вожжи. Близилась ночь, и скоро темнота скрыла девушку.

Они уже доехали до леса, как вдруг телега заскрипела совсем жалобно, колесо сорвалось с оси и покатилось в сторону от дороги. Телега покосилась и медленно повалилась набок.

– Серафим! – позвала мельника девушка.

– Что такое? – забеспокоился мельник, пристально вглядываясь в сумерки. – Что не так? Настя!

– Дядька Серафим! Колесо! Телега сломалась! – раздался голос девушки.

Бросив метлу, которой подметал мусор у мельницы, он тут же помчался ей на выручку. Запыхавшись, мельник добежал до Насти, но увидев, что все живы и здоровы, немного успокоился.

– Ну и дела… Что тут у вас произошло? – переводя дыхание спросил Серафим.

– Да вот, колесо отлетело, – вздохнув, сказала Настя.

– Надо вернуться на мельницу, починить его. Хорошо, сейчас сломалось, а если бы в лесу, что бы делала? Одна, в темноте… – пожурил мельник Настю.

– А, может, закрепить как-нибудь, да потихоньку я бы и доехала… – тихо предложила Настя.

– Не обсуждается! Переночуешь на мельнице, а я тем временем колесо починю, а утром тронешься в путь, – настаивал Серафим.

– Но дядька Афанас… – начала было Настя, но не успела досказать, как мельник перебил её.

– Подождёт Афанас, ничего с ним не случиться, его же мука целее будет! – сказал Серафим, и Настя больше не раздумывала, взяла Гнедко под уздцы, развернула коня и двинулась в сторону мельницы. Так они, вдвоём придерживая сломанное колесо, кое-как вернулись обратно.

– Если хочешь, я тебе в том доме постелю, там нет никого, – предложил Серафим.

Настя обвела взором заброшенный пустой дом, поёжилась.

– Ну уж нет! – зябко подёргивая плечами, прошептала она. – Здесь останусь. Там я от страха помру.

– Дело твоё, занимай мой топчан, а я вот тут, возле печки себе постелю, а поутру уж и колесо починю, – махнул рукой мельник.

Настя ловко взобралась на топчан, закрылась одеялом и тут же заснула крепким сном младенца.

Мельнику не спалось, он долго ворочался с боку на бок. Потом всё же решил не маяться, встать да заняться делом – починить колесо. В сарае Гнедко мирно жевал траву, которую Настя заботливо нарвала другу ещё вечером. Серафим зажёг свечу в лампаде, оглядел поломку.

«Да… – задумчиво прошептал он. – Дурная поломка, но легко поправимая. Так что утром будет уже в деревне. Знаю я этого Афанаса, тот ещё ушлый тип, не пожалеет сироту, может и не заплатить ей…»

Серафим принялся за работу, да так увлёкся, что не заметил, как Гнедко взволновался, нервно забил копытами. Только когда он, раздув ноздри, негромко заржал, мужчина удивлённо посмотрел на него.

– Что такое? Ну? Чем недоволен? Трава, что ли, кончилась? – заботливо спросил Серафим, оторвался от работы, неторопливо подошёл к коню. – Травы полно ещё…