Виктор Миронов - Дикий бег Югурты

Разнеслись слова первопророка.

– Владыка внял! Хвала Владычице!

Шепот солдат: «Велик Господин … Нет равной Госпоже…»

Гет Бел Ра Амон слушал, как по навесу шатра хлопали крупные, капли дождя. Холодные порывы ветра проникали через щели во внутренние покои, колыхая и грозя затушить огоньки фитилей роскошных канделябр. Копоть, исходящая от фитилей, выкручивала всевозможные кольцевидные зигзаги образуя чуть заметную дымку со своеобразным запахом, который не заглушался даже щедрыми порциями благовоний из курильниц. Он куталась в шерстяной плащ, служанки возились с жаровнями расставляя их в отведенных для них местах. Они пылали жаром углей нагревая остывающий покой. Наконец он поднялся, ополоснул пальцы в сосуде с тёплой водой, что стоял на треножнике. Вытер пальцы о поднесенное полотенце и подошёл к столу. На широкой плоскости стола лежал свиток пергамента. Гет Амон в привычке вспоминал в тиши покоев блестящие свои победы. Он читал строки письма Пади Сака:

«Пади Сак шлёт привет Гет Бел Ра Амону. Все те, кого просят принять участие в войне, должны подумать, будет ли им тогда дозволено сохранить мирные отношения, затем прояснить для себя, достаточно ли справедливо, безопасно или же беспечно то, что у них испрашивают. Что касается тебя, хранимого Баалат, то если взятие славной крепости именуемой вами названием Угурт, а местными жителями называемой именем родного предка и отца Арсе, не должно принести тебе необычайную славу, какой искренне тебе желаю, то я не осмелился бы просить тебя о союзе и напрасно надеялся бы связать свои несчастья с твоими счастливыми обстоятельствами…»

Гет Амон прервал чтение. Он вытянул ноги. Тут он вновь поднес к глазам свиток:

«Что тебя может остановить? Моё затруднительное положение? Гнев на мои неудачи, вызванные волей некоторых недоброжелательных ко мне? Если ты здраво оценишь ситуацию, то это побудит тебя более всего.»

Пади Сак не приведёт свою армию к стенам Пан Ти Капуи. Дела осады затянутся. Он читал следующий свиток:

«У Кийи есть лишь одно и очень давнее основание для войн со всеми племенами и народами – глубоко укоренившееся в них желание владычества и богатств. Вот почему они сперва подчинили Тартессию, Килликию, Вифинию, а за тем предъявили притязание на мои края, предварительно овладев Ка Ра Амандом. Теперь, прошу тебя, рассуди, что будет в случае моего поражения: станешь ли ты сильнее чтобы оказать давление на Ань Ти о Кийю, или же, по – твоему, войну завершишь ты без моего участия? У тебя большие силы в людях, оружия и серебра, поэтому я и стремлюсь заключить союз с тобой, а раамоняне – стремятся тебя ослабить. Но моё намерение, коли будешь верен мне и твои силы будут сохранены, и будешь ты предан мне полезными советами, то мои солдаты искушены будут в военном деле. Закончат они войну вдали от своей страны, малыми твоими стараниями и при моём личном участии. Помни в войне с Ань Ти о Кийей мы не можем ни победить, ни быть побежденными без опасности для себя. Помни, раамонянам путь преградит только водный край океана. Все, что у них есть – похищено: дом, жены, земли, власть. Ведь им человеческие законы не запрещают ни предавать, ни истреблять союзников, друзей, людей, живущих вдали и вблизи. Если немногие народы желают свободы, то большинство – законных властителей. А ты владеешь величайшим простором с его знаменитым богатством. Чего ждешь ты? Коварства ныне или войны в будущем? У них оружия против всех. Больше всего им ненавистны те, победа над кем сулит им несметные богатства. Переходя от одной войны к другой, они и стали хозяевами. Действуя таким образом, они всё уничтожат. Или падут – это возможно если ты пойдешь на север призывая народ. Настоятельно советую тебе так и поступить, а не предпочесть ценой нашей гибели отдать собственную победу вместо того, чтобы благодаря союзу с нами стать победителями.

Любящая Мелькарта Тиннит Пене Баалат.»

Гет Амон задал себе вопрос и ответил себе же.

– Важен ли мне этот союз?

И отвечал себе:

– Прежде всего я отправлю флот в Киммерийское море контролируемое раамонянами.

Он передвинула камешек счетной доски возле которой оказался. Это была доска с семью горизонтально натянутыми шнурами: первый обозначал тысячи, второй – пять сотен, третий – сотни, четвертый – пять десятков и так далее. Вычисления производились с помощью камешков, передвигаемых по этим шнурам. Он передвинул второй камешек.

– Мои действия получат развитие в направлении Пан Ти Капуи. Пан Ти Капище должно стать сферой моего влияния.

Амон Ра хлопнул в ладоши. Вошёл писец Алорк. Владыка Надзора диктовал:

«Владыка Белой Диадемы Амон Ра пишет Тейе Инь Тэри, владычице белой диадемы трона Мосу Кале. – Алорк ловко писал пером. – Шлю много приветствий прежде всего твоему Величеству, затем людям твоего двора, которым желаю благополучия. Действительно, это прежде всего мое первейшее горячее пожелание. Ныне пишу тебе, твоей светлости и величавой доблести, для тебя, поскольку ты писала мне о своем затруднительном положении. Поражение твоё еще не повод для печали и уныния. Прибытие моё к трону твоему используй с пользой. Действительно, в происшедшем никто не знает, кроме судьбы, как повернутся события. Ты просишь союза? Каким ему быть, когда интересы соприкасаются в максимальном и мы пока не можем помочь друг – другу ни солдатами, ни совместными военными операциями? Пусть дружба и договор о разделе влияния будет между нами, чтобы мы сообща занимались каждый своим делом».

По навесу жилища Гет Бел Ра Амона продолжали бить крупные капли осеннего дождя.

Угурт опустошала смерть. Но по-прежнему народ был весел: страх не закрался в мужественные сердца, пьяное головокружение обещало избавить от мучительной предсмертной судороги. Когда владения их обезлюдели они призвали к себе тысячи преданных подданных и вместе укрылись в лучшей каменной утробе девы Курии (Угурты), где надеялись выжить. Лоно это было опоясано крепкой и высокой стеной с медными воротами. На ней угурты защищали все входа и выходы, стремясь что б не прокралось к их истоку творимое чужими богами и что б не участвовать в злостном обеде этих богов. За стенами некогда было грустить, здесь самое время предаться раздумью, ибо была здесь ещё и безопасность.

Каждый, кому довелось быть свидетелем событий мало известных, обязан оставить их описание и сделать это искренне и беспристрастно. Так поступил и Алорк. Копаясь в рукописях, попался мне лист, испещренный знаками выведенных аккуратной рукой, – в нём открывалось покаяние участника события, в котором он несомненно участвовал. Строки эти выражали мысль страдания народа и при этом, хорошо сохранились.