Сергей Самаров - Пепел острога

Хотя скорость и упала значительно, удар оказался все же чрезвычайно ощутимым, и нос легкого драккара чуть-чуть только не добрался до «мачтовой рыбы» [58]шведского судна. Все слилось в единый звук – звук удара, треск дерева, яростные вопли людей, звон доспехов и оружия и первые стоны раненых, и предсмертные хрипы убитых, что раздались практически сразу…

К удивлению многих, первым на шведский драккар спрыгнул дварф, и его топор раньше, чем сам он твердо встал на ноги, уже обрушился на чей-то щит, разрубая умбон и расщепляя дерево, и был настолько сильным, что достал воина, спрятавшегося за этим щитом. Следом за дварфом, поддерживая темп атаки, другие воины сверху, пользуясь тем, что нос их драккара при столкновении задрался, атаковали шведов, нанося удары и один за другим перепрыгивая через борт, чтобы не допустить перемещения схватки на свою лодку.

– Руби… – чуть не с радостью в голосе закричал Ансгар, больше себя, чем других взбадривая своим криком, и с удовольствием пустил в дело длинный меч, еще не успев перепрыгнуть через борт. Благо длина клинка позволяла доставать даже второй ряд шведов.

У шведов в первых рядах было слишком много лучников, а лук в рубке не может служить оружием и только мешается. И норвежцы, атакуя сверху, сначала легко смяли численно более сильного врага, не ожидавшего такого отчаянного и решительного тарана и не подготовившегося к нему достаточно. Ансгар увидел, как бросился в гущу схватки ярл, и сам подскочил к борту, но еще до прыжка снова воспользовался тем, что его меч длиннее других, и нанес сверху три быстрых неотразимых удара. А потом уже и сам спрыгнул, по-прежнему ни на секунду не оставляя меч в покое. Он не вкладывал в удары всю силу, бил с оттяжкой руки, что позволяло ему сохранять равновесие и координировать движения корпуса, но удивился при этом, как легко свистящий клинок рассекает шлемы и кольчуги, и даже мечи. Сразу после прыжка навстречу конунгу бросился рослый и сухощавый швед с коротким и широким мечом, и быстрый удар юноши обезоружил воина. Правда, Ансгару повезло еще и в том, что его удар пришелся острой гранью по плоскости меча противника. Тем не менее впечатление складывалось такое, что у шведов было деревянное оружие и такие же деревянные доспехи, не способные противостоять мечу Кьотви. Харлуг стоил золота, за него заплаченного, и если бы у юноши было время подумать и что-то сказать, он обязательно помянул бы добрым словом кузнеца Даляту. Но в пылу схватки думается только о самой схватке, и ни о чем другом…

Бой разгорелся… Норвежцы проявляли чудеса храбрости и ловкости, вызванные отчаянием своего положения, но шведов было слишком много, и одолеть их было сложно. Они, видимо, изначально рассчитывали, что норвежский драккар ярла Фраварада пойдет стороной, чтобы избежать столкновения с более тяжелым судном, свернет себе нос о крепкую цепь и сразу сядет на мель, и тогда шведская лодка, за которую закреплена цепь, развернется от удара, встанет борт к борту, и атаковать норвежцев можно будет по всей длине корпуса. Готовясь к такому развитию событий, шведы рассредоточились по всему своему длинному драккару. Но, когда бой вспыхнул в точке столкновения, и лодка Фраварада увязла носом в борту лодки противника, шведы с двух сторон устремились к центру. Будь драккар пошире, хотя бы таким широким, как славянская ладья, преимущество шведов сказалось бы сразу. Но здесь, когда для перемещения осталось только узкое пространство между мачтой и противоположным бортом, шведам негде было сразу всем вступить в схватку, и силы одновременно дерущихся были примерно равны, хотя шведы имели возможность моментально сменить убитых и раненых, а у норвежцев эта возможность была ограничена.

Плохую услугу шведам оказало и само их численное преимущество. Они, зная и свои силы, и силы противника, заранее были уверены в победе. И ждали победы легкой, потому и не настроились на серьезный бой. Норвежцы же, в противовес им, знали, что отступать уже некуда, и отступать не собирались, вкладывая в каждый удар не только ярость, но и собственную жажду жизни, а это тоже немалая сила, способная порой творить великие чудеса.

И чудо почти произошло. По левую сторону носа норвежского драккара, там, где атаку возглавил ярл Фраварад, шведы еще держались на равных с яростно бросающимися в бой норвежцами. И ни та, ни другая сторона не могла перейти какую-то условную линию, за которой уже близка была победа. Однако черта эта уже была покрыта телами убитых и стонущих раненых, истекающих кровью. И большинство в этой куче было все же шведов. Однако и здесь на смену павшим шведам со спины заступали новые бойцы, а павших норвежцев заменить было почти некому, хотя сначала те, кому места не хватало, и спрыгивали за борт в помощь товарищам. Но норвежцев сначала активно поддерживали сверху собственные лучники, и это давало им преимущество до тех пор, пока кто-то у шведов не сообразил и не дал приказ своим лучникам, оставшимся в живых после первой норвежской атаки, оставить в покое мечи и отойти на дистанцию. И тогда уже норвежским лучникам, которых было много меньше, пришлось туго, и они вынуждены были стрелять, лишь на короткое мгновение выглядывая из-за борта. Те же шведские лучники не позволяли другим гребцам прорваться в помощь уже спрыгнувшим на шведский драккар соотечественникам. Бой продолжался яростный. Но решающего перевеса с этой стороны ни те ни другие добиться не могли.

По правую же сторону атаку возглавили юный конунг Ансгар со своим разящим мечом и, как ни странно, самый напористый из всех участвующих в схватке бойцов дварф Хаствит, чья ярость превосходила и перебарывала воинское умение людей, с детства воюющих. Если меч Кьотви темной молнией мелькал над схваткой и доставал даже того, кто пытался нанести удар из-за спин дерущихся, то маленький кузнец показал свою неутомимость и бил тяжеленным топором, как привык бить молотом по наковальне. Удары наносились по шлемам, щитам и доспехам, даже не прицельно, но проламывая и прорубая своей тяжестью любую сталь, а порой дварф одним ударом валил сразу пару врагов. Он не искал себе конкретного противника, как не искал бы в лесу топор лесоруба, не определенное дерево рубящего, но прорубающего тропу. И такую же тропу прорубал среди воинов противника Хаствит. Дварф, казалось, не замечал, что на нем нет доспеха, и уже несколько раз его задевали вражеские мечи и копья. И две стрелы торчали у него из груди, но обе попали в металлический гребень, подаренный Далятой, и застряли рядом, меж зубьев. Махать топором стрелы мешали, но не было времени их вырвать, потому что топор в своей страшной работе остановки не ведал. Дварф был весь в крови, в своей и чужой, и продолжал драться с прежним ожесточением даже тогда, когда противники брали короткую паузу на отдых и делали по шагу назад, чтобы осмотреться и оценить ситуацию. С этой стороны шведской лодки и простые норвежские воины, чувствуя перевес, воспряли духом, и каждый дрался за троих, постоянно сдвигая линию, разделяющую бойцов, в сторону кормы. И неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы страшный треск, перекрывающий шум схватки, не остановил на мгновение движение оружия.