Сергей Самаров - След Сокола

Рассказ Власко о подслушанном разговоре сначала не сильно обеспокоил князя-воеводу. Мало ли какие заговоры устраивает отец княгини. Он и у себя дома без заговоров жить не может, и остается только удивляться, как это Готфрид все еще сидит, не пошатываясь, на троне, имея такого непоседливого дядюшку. Попытка герцога вовлечь в очередной заговор дочь еще ничего не говорит. Дочь вовсе не обязательно должна участвовать в каждой устраиваемой отцом гадости.

Гораздо больше взволновало сообщение отрока о том, что он действительно увидел в воде. Но Власко сам признал, что это только вероятное будущее. То есть имеется возможность избежать предсказания. Князь-воевода, в соответствии со своим практическим складом ума, предпочитал заботиться о том, что к нему гораздо ближе. А об остальном пусть побеспокоится Власко. И Ставр, с которым стоит поговорить о видении, когда будет для этого подходящее время.

В своей комнате в правом крыле Дворца Сокола, отведенном специально воеводе под постоянное жилье и воеводское подворье, чтобы не отправляться ему каждый вечер в свое обширное загородное имение, Дражко, перемежая сон с видениями, проснулся почти полностью, и вдруг начал сомневаться в человеке, которого раньше боготворил…

Почему Рогнельда сразу не рассказала Годославу о замыслах отца?

И еще тот факт, что она упала в обморок, когда Власко так умно для мальчика его возраста воспользовался моментом и показал княгине, что ее тайна может и перестать, при каких-то обстоятельствах, быть тайной.

Что же задумала княгиня?

Как она себя поведет?

Мучимый этими мыслями, Дражко проворочался в постели всю ночь, а перед самым рассветом, когда серый хмурый сумрак, предвестник рассвета, поднялся над городом, вышел на галерею. Хотелось подышать свежим воздухом, особенно бодрящим после ночной грозы, и привести в порядок сумбурные мысли перед тем, как пойти для серьезного разговора к Годославу. Каково же было его удивление, когда он увидел самого Годослава, нетерпеливо прогуливающегося, опустив голову, по той же самой галерее своими широченными шагами и тоже о чем-то сосредоточенно раздумывающего. Так нетерпеливо и энергично вышагивают, когда дожидаются кого-то или чего-то. Думая, что Годослав ждет в такой ранний час княгиню, и слегка удивившись этому, Дражко хотел было проявить деликатность и вернуться к себе, когда Годослав поднял голову и увидел воеводу.

– Это ты, слава Свентовиту! – Он даже длинными руками от радости взмахнул. – А я как раз хожу, жду, когда ты проснешься…

– А почему сразу ко мне не зашел, княже?

– Не хотел тебя будить после долгой дороги. Да и… Еще раз хотелось кое-что обдумать…

– Что-то случилось? – с тяжелым сердцем спросил Дражко.

– Да… Рогнельда вчера рассказала мне, почему она упала в обморок, – обычно громкий голос Годослава снизился до басовитого шепота. – Дело в том, что…

– Я знаю, княже…

– Знаешь?

– Знаю. И потому не мог уснуть ночь… Целую ночь об этом думал, и сомнение брало из-за княгинюшки. Не знал, как она себя поведет.

– И ты не сказал мне?

– Я еще не виделся с тобой после того, как узнал. Но я все равно бы ждал, когда скажет сама княгиня. Она не предательница. Она должна была сказать сама, хотя для нее это и тяжело. И слава Свентовиту, что она решилась!

– А если бы она не решилась?

Дражко умышленно говорил спокойно и насмешливо, как обычно это делал в другой обстановке, чтобы не придавать заговору трагический смысл.

– Если бы она не решилась, братец, то действовали бы уже мы со Ставром. Сами… Тот человек, который должен прийти к Рогнельде, уже не делает без догляда и шагу. Нам только следует поймать его на месте, когда он принесет яд. И доказать, что он послан герцогом Гуннаром. Это полностью развязывает нам руки, хотя все равно оставляет непричастным к происшествию самого Готфрида. Готфрид отговорится, что герцог решал таким образом свои семейные дела – и все… Если он даже найдет нужным отговариваться.

Годослав скрестил руки на груди. Молчал долго, раздумывая.

– Но это уже откровенная война с Данией! – наконец, произнес он протяжно и, как воеводе показалось, с каким-то непонятным удовлетворением. Впрочем, удовлетворение, если подумать, может стать и понятным. После такого уже не стоит ломать себе голову, выбирая из двух зол одно. Выбор за Годослава сделали даны. Но и сам князь пошел этому выбору навстречу.

– Ты уже вчера объявил Дании откровенную войну, когда так красиво ушел с пира. Прыгнул через пропасть…

– А ты, прыгнув вместе со мной, пожелал удачно приземлиться на противоположном краю.

– Да, я и сейчас думаю о том, как бы нам приземлиться. Нельзя жизнь прожить в прыжке…

– И что ты предлагаешь?

– Я предлагаю отправить меня вслед за герцогом Трафальбрассом.

Годослав задумался, снова прогулялся по галерее, посмотрел на восходящее солнце. Малиновый диск медленно выплывал из-за ближайшего леса, наполняя светом окрестности, вселяя надежду в начинающийся день.

– А ты не боишься, что, отправившись туда, не сможешь вернуться домой, потому что здесь уже будут править даны? Я не уверен, что план отравления – единственный способ и единственная попытка. Кто знает, нет ли у герцога Гуннара для меня еще чего-нибудь попроще и понадежнее в запасе. Например, пущенная из-за угла стрела.

– Я и этого не исключаю. Даже думаю, что такие попытки будет предприниматься.

– И правильно думаешь. Не могу же я оставшуюся жизнь прятаться… А Гуннар всегда перестраховывается. Не удастся первая попытка, вторая или третья могут оказаться для меня роковыми… И каким ты видишь дальнейшее развитие событий? Что должно произойти после яда, или после стрелы, или после удара ножом какого-нибудь предателя?

Годослав явно уже принял некое решение, – понял Дражко, слишком хорошо знающий своего правителя. И сейчас, в соответствии со своей привычкой, Годослав просто подводит собеседника к тому, чтобы тот дал именно такой совет, который ему и требуется. Решение принял он сам, а совет должен исходить от другого. Другой должен подтвердить верность решение князя.

– Никто не знает, разве что, кроме Власко, как будут развиваться события… Но я могу предположить, что дело будет обстоять так… Герцог Гуннар видит его так… В случае твоей смерти, наследником объявляется еще не родившийся твой сын. Рогнельда до его совершеннолетия будет назначена регентшей. Но твой сын, помимо всего прочего, является еще и представителем датского королевского дома. Для поддержания порядка в стране, которой управляет слабая женщина, Готфрид по-братски вводит в княжество войска и попросту присоединяет страну к Дании. Это как раз то, чего Готфрид с Гуннаром и Сигурдом добиваются.