Андрей Максимушкин - Варяжский меч

— Прав, — нехотя выдавил из себя князь, опустив глаза. Затем он резко выпрямился и, сцепив пальцы за спиной, процедил сквозь зубы: — Сильны саксы. Страшно сильны. И фризы, и бургунды, и итальянцы, и тюринги под ними. Сейчас Оттон отправился баварского герцога воевать.

— Еще не отправился, только собирается, — продемонстрировал свою осведомленность боярин, — пусть воюет.

— Думаешь ударить, пока он в Баварии связан? Так вернется же.

— Вернется, — тем же умиротворяющим тоном, усмехаясь в усы, ответил Гремич, — только нас к тому времени больше будет. И у короля за спиной пожары полыхать будут.

— А если не получится? Если как раньше выйдет? Пожары будут у нас и в рабство нас, русов, а не саксов погонят. Ты этого хочешь? Помнишь Птицелова и старого Оттона? Кровью нашу землю затопили, людей как скот угоняли!

— Рано или поздно, все равно так будет. Не от нас зависит. Им нужны наши земли, а не мы, — с вызовом в голосе ответил боярин, глядя прямо в глаза Олега. Тот недоверчиво хмыкнул, отвернулся и зашагал по комнате взад-вперед. Половицы жалобно скрипели под его сапогами. Князь думал.

«Эх, как пронять тебя? Как заставить не одним днем жить?» — мелькнула мысль в голове Гремича. Выкладывать весь расклад пока было преждевременно. Надо бы сначала Олега на свою сторону склонить. Да боярин и не знал всех тонкостей, князь Белун не говорил. Оставалось только молчать и ждать.

— Ладно, верю я, что дело стоящее. — Олег опустился на лавку напротив Гремича. — Белун воитель опытный, умеет полки водить, и сын его, Славомир, хороший полководец. Хоть и молод, но уже может и большой поход обдумать, расписать по дням. По моим прикидкам, магдебургский граф и саксонский герцог могут выставить не менее двух тысяч тяжелой конницы в бронях да пять тысяч пеших. Нам придется их громить в первую же седмицу войны, а затем подойдет король со всей своей ратью.

— Немного не так, — живо отреагировал старый воин, он понял, что Олег заинтересовался, увлекся. Задело его за живое, гордость взыграла, и память о предках, менявших римских императоров, как портянки, дала о себе знать. Сейчас уже можно было сказать, что дело почти сделано.

Непонятным оставался только визит Славера. Этот шебутной третий сын, без каких-либо надежд получить надел, явно искал союзника для похода. Вот только куда? Славер считался удачливым вождем, он привозил хорошую добычу из военных и торговых походов, но много людей собрать не мог. Больше двух-трех сотен урожденных гридней и полутысячи находников под его стягом никогда не собиралось. Приходилось искать сильных союзников и делить с ними добычу.

— Сейчас Оттон идет на Баварию. Это верно. Замки у герцога Генриха Сварливого крепкие, воины преданные. Поход займет не меньше пары месяцев, а то и больше. Придется брать каждую крепость с боем. Раньше листопада король поход не завершит, вся его рать с ним, бароны с рыцарями. Магдебургские воины нынче большей частью в Браниборе и Поступиме, подати выколачивают. У герцога саксонского не больше трех тысяч под рукой. Молодых, необученных много. Немало воинов ушло с королем, еще тысяча по ободритской земле, в Дании и в Вагрии раскидана, в Мекленбурге, что раньше Велиградом звался, стоят. Еще Оттон вынужден сильные отряды в итальянской земле и в крепостях у франкской границы держать. Сил у него много, да они разбросаны. Можно по частям бить. Мой князь в Арконе переговоры с ругами ведет, доверенные бояре в Ретру, Волин и к данам отправлены.

— Никто не придет, — хмыкнул князь.

— Пока не придет, — с нажимом произнес Гремич, — всему свое время. Слушай.

Незаметно постучав кулаком по ножке стула, боярин приступил к рассказу. Предполагалось выступить в одну из ночей вересеня, быстро и решительно перерезать дороги, перебить отдельные отряды саксов, взять Мекленбург, ударить на Старград. Сил для этого у Белуна хватало. Олег, получив сигнал и предварительно укрепив Лухов, Сольск и другие пограничные города, идет в дерзкий набег на Бранибор. В сражение с сильными полками не вступает, грабит, жжет что может. Столкнувшись с врагом, откатывается назад за пограничные засеки. Маркграф Луидольф воевода опытный, но заносчивый, после такой дерзости он соберет всех воинов и поведет их вниз по Лабе покарать дерзких древан. Здесь на берегах, у переправ и болотин его встретят Олег и велеты.

— Верно мыслишь. Велеты, лютичами прозванные, сами в драку не полезут, — согласно кивнул князь, — но если саксы на их землю ступят, обидятся.

— А ты сделаешь так, чтобы они по пути к лютичам волчьему племени заглянули, — подтвердил боярин.

Разгромив и вырезав саксов на своей земле, Белун должен собрать конные полки в один кулак и вести их якобы на Аахен и Ольденбург. Не дойдет. Да это и не нужно, достаточно окрестности Гамбурга пожечь. Король, узнав о восстании, оставит в Баварии сильный отряд и с основными силами ускоренным маршем пойдет к Лабе. При первом же слухе о приближении оттоновой рати варяги откатываются назад и встают за порубежными градами. К этому времени начнется осенняя распутица.

Волхвы говорят, осень будет дождливая. Реки разбухнут, болота напитаются влагой и станут непроходимы, дороги раскиснут. Главное — не дать врагу Лабу и засечную черту перейти, а там уже положение изменится.

— Я так понимаю, если Оттон встанет на Лабе, даны захотят старые долги вернуть и руги дружину дадут, — заметил князь.

— Не менее тысячи дружинных и еще могут храмовых воинов прислать, — в голосе Гремича чувствовались нотки довольства. В знаменитые храмовые воины Арконы брались лучшие из лучших. Их с детства готовили к тяготам походов, учили владеть любым оружием как продолжением руки, наставляли в искусстве охоты и жизни в лесу без оружия и какого-либо скарба. В бою десяток храмовников стоил полусотни дружинников или рыцарей. А в лесной войне арконским бойцам равных не было, они превосходили даже знаменитых лесовиков, из земли велетов. Никто не мог сравниться с храмовыми воинами Свентовида Сварожича.

— Если все в поле выйдут, то и храмовники не отстанут, — резко рубанул ладонью над столом старый боярин. — Соберем силы и ударим соединенной ратью на Оттона.

— Копье Цезаря понесете? — поинтересовался князь.

— На большую сечу вынесем. — Речь шла о священном символе, ранее хранившемся в велиградском храме Перуна Радегаста. Копье, по легенде, принадлежало еще великому римскому воителю и императору Цезарю. Вырванное князем Одоакром из безвольных рук последнего римского императора, оно стало одной из главных святынь ободритов. После нашествия Оттона священное копье спрятали в храме, затерянном в глухой лесной чаще. Где именно, никто, кроме князя Белуна и старших волхвов Радегаста, не ведал.