Сергей Шведов - Старец Горы

Именно Танкред свел благородного Боэмунда с шевалье де Картенелем, ловким малым лет тридцати, с холодными синими глазами и худым лицом аскета. Впрочем, внешность очень часто бывает обманчивой. Благородный Годемар оказался человеком охочим до почестей и материальных благ. Во всяком случае, плату с графа Антиохийского он запросил немалую.

– Замок, положим, ты заслужил своею доблестью, благородный Годемар, но пристань в Яффе, это уж слишком, – осудил жадного провансальца прижимистый нурман.

– Так ведь я прошу не всю пристань, а только ее часть, – резонно возразил Картенель. – Благородный Танкред вполне мог бы поделиться с товарищами по походу захваченной добычей. Пойми меня правильно, граф, я ведь не один, а мои союзники не склонны работать на чужой интерес даром.

– И как ты собираешься устранить Арнульфа? – нахмурился Боэмунд. – Мне не хотелось бы прибегать к насилию.

– Никто не собирается убивать патриарха, – ухмыльнулся Годемар. – Зачем же нам брать лишний грех на душу. Арнульф добровольно откажется от сана и уйдет в монастырь, дабы там, вдали от мирской суеты, выпросить у Бога прощение за все свои многочисленные прегрешения.

– Ты прямо маг и волшебник, шевалье, – покачал головой недоверчивый Боэмунд.

– В данном случае волшебник не я, а почтенный Андроник. Это он расставил для Арнульфа де Роола ловушку.

– Ну что же, благородный Годемар, я согласен с твоими условиями, – веско произнес князь Антиохийский. – Познакомь меня с даровитым магом.

Пухленький человечек с хитрыми как у лисенка глазками произвел на Боэмунда благоприятное впечатление. Ему даже показалось, что он видел этого пройдоху, но, к сожалению, память в этот раз подвела нурмана. Однако почтенный Андроник напомнил графу о не такой уж давней встрече:

– Это я принес тебе письмо от кузнеца Фируза, благородный Боэмунд.

– Ты служишь Самвелу! – хлопнул ладонью по колену нурман.

– Служил, – вздохнул печально Андроник. – Почтенный Самвел погиб в мечети Аль-Акса во время штурма. Мир его праху, это был истинный христианин. Его смерть сделала меня сиротой.

Андроник даже уронил слезу в кубок, поднесенный ему слугой. Боэмунд в его скорбь не поверил, но оценил умение лицемера пускать пыль в глаза. Такой действительно может быть полезен и своими знаниями, и абсолютной беспринципностью.

– А кому ты служишь сейчас, портной?

– Тебе, благородный Боэмунд, – склонился в поклоне Андроник. – Мне кажется, я могу быть тебе полезен не только здесь в Иерусалиме, но и в Антиохии.

Этот человек уже однажды помог Боэмунду овладеть богатым городом, и со стороны графа было бы не по-хозяйски отказываться от расторопного и осведомленного слуги. А иного хитроумный Самвел не стал бы держать в подручных.

– Я возьму тебя с собой, Андроник, если ты выполнишь взятые на себя обязательства.

– Можешь не сомневаться в моей преданности, благородный Боэмунд, – прижал ладонь к груди армянин. – Твой успех – это мой успех.

– Ты взял с меня большую плату, портной, – строго произнес граф. – И я очень надеюсь, что сшитое тобой патриаршее облачение придется впору моему другу Даимберту.

– На тебя, благородный Боэмунд, я готов работать почти даром, но мои союзники куда более корыстолюбивы, а я слишком мелкая сошка, чтобы перечить благородным шевалье.

Сумма, названная графом Антиохийским, показалась папскому легату чрезмерной. Как успел заметить Боэмунд, пизанцы вообще жадноваты, и Даимберт не был в ряду своих земляков исключением.

– Воля твоя, архиепископ, – пожал плечами нурман. – Видимо, не каждый клирик способен стать патриархом.

– А если Арнульф заупрямится, – поморщился Даимберт.

– Ты отлучишь его от церкви. Ибо содомия один из самых страшных грехов, порицаемых Создателем.

– Но ведь нужны свидетели?

– Если тебе мало меня, благородных Танкреда, Картенеля, Бове и Музона, то мы можем пригласить на ночную прогулку Готфрида Бульонского.

– Обойдемся без Защитника Гроба Господня, – криво усмехнулся Даимберт. – Ты получишь деньги благородный Боэмунд после того, как я отслужу первую службу в качестве патриарха Иерусалимского.

Арнульфа де Роола сгубила страсть к юному монаху и излишняя доверчивость. Люди оказались подлее, чем это мог себе представить бывший капеллан Роберта Нормандского, заплативший портному Андронику за скромность и молчание умопомрачительную сумму. Арнульф это понял в тот самый миг, когда открылась дверь в убежище, которое он считал надежным, и шесть пар глаз с интересом уставились на священнослужителя застывшего в позе малопочтенной и не оставляющий никаких сомнений в его греховности. Монашек что-то испуганно пискнул, пытаясь выразить протест, но сам Арнульф даже в этом неловком положении сохранил самообладание. Он не сразу опознал Даимберта и поначалу решил, что с него потребуют отступные. Увы, свидетелям его позора деньги были не нужны. Оправданий Арнульфа тоже никто слушать не стал. Да и какие могут быть в такой ситуации оправдания.

– Ваши условия? – выдохнул грешник, присаживаясь на край ложа, которое еще недавно сулило ему блаженство, а ныне жгло как раскаленная сковорода.

– Ты ведь человек разумный, Арнульф, – неожиданно мягко произнес Боэмунд, – а потому поймешь, что лучше быть аббатом в отдаленном монастыре, чем грешником, отлученным от церкви за деяние, противное человеческой природе.

Де Роол понял, что сопротивление бесполезно. Шесть свидетелей благородных кровей, это слишком много даже для патриарха. Арнульф вздохнул и вопросительно глянул на Даимберта:

– Будем считать, что меня подвело здоровье?

– Климат Палестины не для тебя, падре, – с готовностью подтвердил архиепископ. – Прискорбно, но это так.

Боэмунд сдержал слово и прихватил расторопного портного с собой. У графа Антиохийского были на армянина свои виды, и он не замедлил их обнародовать, бросив мимоходом, что не позволит столь даровитому человеку зарывать в землю свой талант.

– В конце концов, что такое барон для хитреца недавно спихнувшего с престола патриарха.

– Ты себя имеешь в виду, благородный Боэмунд?

– Нет, Андроник, – тебя, – усмехнулся граф. – Мне кажется, что прелюбодеяние грех не менее тяжелый, чем содомия.

– Найдется немало людей, благородный Боэмунд, которые оспорят твои слова, но среди них не будет скромного портного Андроника. Моя недостойная супруга сбежала с византийским лохагом десять лет тому назад, и с тех самых пор меня не оставляет надежда, что эта парочка рано или поздно будет гореть в аду.

– Ты злопамятный человек, армянин.

– Мой папа был сирийцем, а у сирийцев очень горячая кровь.