Анна Сеничева - Перстень Рыболова

Крыша на два ската была мокрая, кое-как латаная и вся в прорехах, словно решето. Стоило сделать шаг, как она пошла ходуном. Одного человека не выдержит, под двоими – уж точно провалится. Ладно…

Леронт спрыгнул вниз, до смерти перепугав Мирчу. А тут еще на рыночной площади колокол ударил час ночи. Гулкий звук эхом прокатился по безлюдным улицам и замер в закоулках Пьяной верши.

– Все же там кто-то есть, – тихо сказал Рельт. – Через ставни свет виден. А дверь крепкая, я пробовал.

– Зато крыша гнилая, – ответил Леронт, отряхнув капли, упавшие с водостока. – Проломить можно. Если мальчик там, охранять его будут самое больше двое – троим в этом сарае просто не развернуться.

Остролист кивнул, обдумывая его слова.

– Эй, судари, – шепотом позвал Мирча. – Гляньте-ка сюда получше…

Он приподнял замок, и стало видно, что тот висит только на одной дверной петле.

– Для отвода глаз прицепили, заразы, – сообщил Наутек. – Чтоб мимо шли и думали, что там пусто…

Рельт плюнул.

– Молодец Мирча, я-то впотьмах и не разглядел.

– А ты поди еще додумайся до такого. Мне бы и в голову не пришло.

– Слушай, Наутек. Мы сейчас туда, – Остролист кивнул на крышу, – ты жди. Услышишь свист, стучись в дверь.

– И что сказать? – спросил Наутек.

– Да уж придумай что-нибудь. Твое дело – отвлечь того, кто откроет, хоть на полминуты. Дальше сами сообразим. Понял?

– Погодите, – вмешался Леронт. – Надо сразу решить, где мы спрячем мальчика, если все пройдет гладко. Вытащить – еще полдела, а куда подадимся с ним ночью? Тогда решать будет некогда.

– Он живет с дедом. Дом старика Ракоци в гавани, Рыжик объяснит.

– Если еще говорить в состоянии, – заметил граф. – Кстати, как звать юношу? А то все Рыжик да Рыжик.

– Орест. Орест Ракоци, – ответил Рельт и добавил: – Только все равно он Рыжик.

Оставшись один, Мирча подобрал на мостовой увесистую порожнюю бутылку и держал ее за горлышко, словно за эфес, не очень понимая, на что она ему. Но не стоять же с пустыми руками, раз довелось выйти на такое опасное дело…

С крыши посыпалась черепица, тут же донесся тихий свист. Набравшись духу, Наутек шагнул к двери и, что было силы, забарабанил.

На удивление, дверь приотворилась почти сразу, но услышал Мирча совсем не то, что мог ожидать.

– По башке себе так постучи, дурень. Принес? – хрипло спросили из щели.

– Принес, – неуверенно ответил Наутек, смутно понимая, что его приняли за кого-то другого. – Вот, ночью не найти, сам знаешь… Долго искал…

– Потому что сразу к Вепрю надо было идти, баран безрогий. Только за смертью и посылать, – дверь открылась, и на Мирчу уставилась знакомая разбойничья рожа старого контрабандиста, скупо освещенная из глубины дома. – П-погоди… Да ты кто…

Мирча мигом сообразил, что продолжать разговор нет никакого резона. И то, что если этот проклятый ворюга его узнает, в будущем жизнь может сильно осложниться. Наутек тонко завопил и, размахнувшись, отчаянно врезал бутылкой по лбу стоявшего перед ним.

Тот не шевельнулся… и Мирча с ужасом подумал, что промахнулся, разбив бутылку о дверной косяк. Но тут же с неимоверным облегчением выдохнул – да нет, зря напугался! Его собеседник мешком рухнул наземь, но почему-то с таким грохотом, точно обвалились стены дома.

Наутек перевел дыхание и, сгорая от любопытства, сунул нос в домишко.

К его изумлению, там не оказалось крыши. Вместо нее зиял пролом. Света двух закопченных фонарей едва хватало, чтобы увидеть, какой в этом сарае царил ужасающий разгром. Из развалин внятно донеслись непотребные слова, на что из угла тихо спросили:

– Рельт, ничего себе не сломали?

– Кажется… Вроде, жив остался…

– Да я уже понял. Вставайте, некогда отдыхать.

– Кто еще здесь?

– Один лежит у меня под ногами. Судя по вывернутой шее, вставать не собирается. Удачно мы прыгнули… А, вон и другой у входа. Рыжика нет.

– Здесь я! – донесся из-под обломков сдавленный голос.

Леронт кинулся к развалу, отбросил ногой поленья, рогожи и вытащил из-под обломков худенького подростка.

– Не задело? – спросил он, подняв на ноги Рыжика.

– На мизинец мимо пролетели, – запинаясь, ответил Орест. Запавшие глаза блестели, он еще не до конца понимал, в чем дело. – Вы кто такие?

– Мимо проходили и зашли привет передать от деда, – прошипел Рельт, оттаскивая от входа оглушенного.

– Вы меня выручать пришли? – затравленно спросил Рыжик.

– Что с рукой? – перебил Леронт, увидев окровавленную кисть.

– Это мне пальцы сломали… Так вы…

– Да за вами, сударь! Идти сможете?

Рыжик с жаром кивнул.

– Эй, в доме! – подал голос Наутек. – Я так понял, они кого-то за выпивкой отправили, и времени уже порядочно прошло! С минуты на минуту заявятся!

– Пойдемте, пожалуйста! – отчаянно прошептал Орест. – Заклинаю, судари, иначе я тут помру! Разговор был, чтобы меня в другое место переправлять, может быть, нынче ночью!

«Надо и впрямь уносить ноги, пока он еще может идти», – мелькнуло у Леронта. Он схватил Рыжика за перевязанную руку, но тот взвыл от боли, выдернув ладонь.

– Прошу прощения, Орест! – и вся четверка спешно покинула теперь уже ни на что не годный домишко.

– …а у меня на этой руке пальцы переломаны, – пояснил Рыжик, когда они шли по тем же (или уже совсем другим?) коленчатым улочкам. Впереди шагал Наутек, причем главным его прав и лом была мысль, что «должны же эти проклятые кишки хоть куда-нибудь вывести». Позади него шел Рыжик, опираясь на Леронта, а замыкал шествие Рельт.

– Эти постарались? – хмуро спросил Леронт.

– Не, другие, до них.

– Что им от тебя было надо?

Орест помедлил с ответом.

– Я… письма деду писал. Что делать, а чего нет. Какие корабли пускать, какие не досматривать, куда их на якорь ставить, ну и… прочее. А как упрямился, так они мне пальцы и того… Сами видели, – он поднял изувеченную руку.

– А почему на правой? – Леронт словно со стороны услышал свой голос.

– Так я левша, – Рыжик застенчиво улыбнулся. – Чтобы писать мог…

Леронт крепко обнял его за плечи.

– Что писал-то, все помнишь? – тихо спросил он.

Орест закусил губу и кивнул.

– Повторить смог бы? Сам понимаешь, дед наверно, все письма сжег.

– Смог бы, сударь. А дед… Бог свидетель, дед ни в чем не виноват! Если все это вскроется и деда обвинят, он умрет от позора! – зашептал мальчик. – Он сорок пять лет служил, еще старой королеве, матери Алариха, и никогда, слышите, ни разу…

– Эй, вы, впереди, тихо! – понизив голос, сказал Рельт.

Все застыли на месте. Леронт тут же различил где-то вдали крики, ржание лошадей, цокот копыт, и среди этого один властный голос, отдающий приказания. За улицами, перегороженными множеством стен, трудно было понять, насколько далеко от них голоса, но у всех мелькнула одна и та же мысль.