Симона Вилар - Ведьма в Царьграде

– Стоять! И себя, и князя погубить хотите?

Она оказалась права: пусть Святослава и удерживали, но жизни его пока ничего не угрожало. Подошедший к лежавшему на земле князю Куря поставил ногу в вышитом сапожке ему на голову, но при этом склонился, что-то говорил негромко. Святослав извивался ужом, даже пытался схватить зубами его сапог, но все же, видать, Куря сказал что-то такое, отчего князь притих. После этого его подняли, отпустили, толкнув в сторону зрителей древками копий. Лицо Святослава было пунцовым от гнева и унижения, но он сдержался. Смотрел из-под упавших на лицо прядей на Волка. Тот тоже глядел на молодого князя, потом как-то грустно усмехнулся, словно говоря – ты славный, но тут уж ничего не поделаешь. Они так и смотрели друг на друга, пленник даже не повернулся, когда к нему подошел с копьем шаман, прицелился для удара. На этот раз он бил сильно, почти с разбега, кричал при этом. Витязь Волк умер, так и не повернувшись к нему, будто хотел в последний миг видеть только Святослава, только его желал запомнить, именно ему посылал свой последний привет.

У Святослава окончательно испортилось настроение, и, когда после принесения жертв печенеги уселись пировать, он молча удалился в свою юрту. А вот его товарищи отгуляли со степняками по полной: пили чашами кумыс, смотрели на буйные печенежские пляски, сами плясать с ними начали, веселилась. А чего им грустить? Чужой ведь вожак умер, не их. К тому же печенеги считали, что хорошо проводили старого хана и он сейчас уже в другом мире, тоже пирует подле великого бога неба Тенгри.

Малфрида сидела среди печенегов, пока совсем не смерклось, потом ушла. Инкмор, которому надлежало охранять княжескую ведьму, хоть и хмельной, пошел за ней. Позже доложил Святославу, что чародейка ходила к открытой в кургане могиле. Проследить за ней было нетрудно, так как туда ходило множество народа, смотрели, как мертвый Куеля сидит, подпертый копьями, привязанный к шесту, чтобы голова его не клонилась. Печенеги разговаривали с ним, воздавали ему честь, поднося чаши с кумысом. Степняки не опасались покойников, по их верованиям, находиться возле мертвых сородичей было даже добрым знаком. Поэтому могила Куели должна была оставаться открытой все то время, пока соплеменники будут справлять по нему великое гуляние, вспоминать его былые подвиги и походы. Правда, когда все захмелели, умершего хана уже мало кто вспоминал. Кто пел, кто похвалялся собственными удачами, кто спаривался с женщинами, прямо здесь же, возле костров. У печенегов, живших большими родами, личные жены были только у самых богатых, а большинство кочующих батыров могли взять себе любую женщину из становища, будь она свободной или же пленницей орды. Ну и среди всего этого – возлияний, плясок и любовных соитий – печенеги также обсуждали намеченные на завтра большие скачки.

Все это объяснял князю раб Здыб, перемежая рассказы мольбами выкупить его у Кури. Куре он не нужен, он уже старик, а ему страсть как хочется умереть среди своих, поесть перед смертью сладкой пшеничной каши на меду. Та каша Здыбу едва ли не каждую ночь снится, у печенегов таким не полакомишься, тут в основном молоко да творог, ну и еще мясо по праздничным дням. В итоге старик совсем утомил князя своим нытьем, он выгнал его взашей, сам же отправился разыскивать шамана Мараачи. Малфрида увидела их двоих среди дымных костров, смотрела, как Святослав что-то говорил шаману, жестикулировал, чтобы тот понял. И, похоже, у них сладилось, ушли вдвоем, причем так спешно, что пытавшаяся проследить за ними озадаченная ведьма даже не смогла их найти среди дыма, огней и снующих вокруг хмельных печенегов.

Почти до рассвета продолжалось гуляние в становище. Потом почти до полудня все отсыпались после буйного веселья, только собаки бродили меж распростертых на земле тел, рылись среди объедков.

Малфрида тоже долго спала в юрте, пока ее не разбудили какие-то крики извне. Она дремотно прислушивалась, заметила, как вышел наружу еще позевывающий со сна Семецка. Вернулся взволнованный, сообщив, что Святослава срочно зовет Куря.

– Да что ему неймется, а, Семецка? – спросил князь, позевывая и потягиваясь.

Сам Святослав пришел, когда уже совсем рассвело. Где пропадал всю ночь, никто не знал, но все же Малфрида заметила, когда князь шагнул под полог. И довольный такой был, напевал что-то негромко.

Но сейчас, услышав ответ Семецки, князь сразу подскочил.

– Такое дело, – говорил новгородец, почесывая бритый затылок. – Пошли проспавшиеся после пира шаманы повыть над прахом Куели, глядь – а тела витязя Волка в кургане нет. Теперь вон Святослава вызвали к ханам, ответа требуют, не наших ли это работа. Ведь все видели, как князь за рыжего Волка просил, даже на Курю кидался.

Малфрида помрачнела, задумалась. Но Инкмор уже спрашивал:

– Это твоя работа, Малфрида? Я видел, что ты не раз к могиле курганной ходила, смотрела на мертвых.

– Думаете, я чарами этого Волка унесла? – расхохоталась ведьма.

Но воины оставались серьезными. Сфангел даже упредил, что если ее рук дело, то это не к добру – они враз могут из почетных гостей стать врагами.

Видя, что от нее ждут ответа, Малфрида отрицательно покачала головой. Даже пояснила, что не на трупы ходила смотреть, а на копье, каким убивали жертвы. Его ведь тоже в вырытую на кургане яму положили, и ведьме надо было проверить, какое у него острие, насколько глубоко в жертву проникает.

– Ну и на хрена тебе это? – не понял Сфангел.

– Да так. Поглядела. И убедилась, что копьишко то было пустяковое.

– Столько крови им пролили – и пустяковое?

– Пустяковое, – будто думая о чем-то своем, кивнула ведьма. – Хоть и жало там длинное, и древко в тело вошло. А древко-то из ясеня сделано. Вот напасть! Неужели эти копченые для такого ритуала не могли осиновое сострогать?

Воины только переглянулись, пожимая плечами. Ну кто из них будет ведьме пояснять, что из мягкой осины никогда древко копий не делается. Твердый ясень тут как раз то, что надо.

Вскоре вернулся Святослав. Еще пылал жаром, говорил, что самим Перуном пришлось перед ханами божиться, доказывая, что не причастен он к похищению тела витязя. Но и тогда ему поверили с трудом, хорошо еще, что шаман Мараачи заступился. А этому мудрому кудеснику тут верят.

«Ого, шамана он кудесником мудрым величает!» – отметила Малфрида уважительное отношение князя к шаману. Ее так и подмывало спросить, за каким лядом князь с Мараачи до утренней зорьки шатался, но отвлекло появление Кури. Тот шагнул в юрту, улыбнулся, весело приглашая гостей принять участие в великих скачках по степи, а потом вдруг понизил голос, отозвал Святослава. Когда переговорили и Куря ушел, князь смурным выглядел.