Симона Вилар - Ведьма княгини

Тем временем стали поговаривать о приближении нового посольства от древлян. И все знали – это древляне сотворили такое лихолетье, их волхвы-колдуны ворожат да насылают напасти на полян. Поэтому когда однажды в полдень у Боричева узвоза появилась новая древлянская ладья, почти весь Киев высыпал на кручи. Люди шумели и кричали, кто кулаками грозил, кто камни метал. Охранники княгини едва оградили лучших древлянских мужей от толпы, провели к палатам Ольги.

Княгиня встретила гостей у ворот детинца, закутанная в широкий плащ из мягко выделанной кожи с золотистой прошивкой. И опять за ней стояла Малфрида, не поднимая глаз из-под опущенного на глаза покрывала, сыто улыбалась, сжимая у груди засушенный оберег Кощея. Скоро, ох скоро получит Владетель Кромки свою жертву. Вон сколько древлян прибыло, на этот раз куда больше, чем в прошлый, держаться пытаются горделиво, хотя под дождем их одежды намокли, золоченые украшения поблескивают тускло.

– Вон как люди твои нас приветствуют, княгиня, – выступил вперед один из древлянских бояр. Вытер стекавшую с пышной шапки на лицо воду. – Так-то покорность проявляют поляне к тем, кто отныне станет над ними?

– Вы князя их казнили, – сухо отвечала Ольга, – чего же вы ждали? Не хлебом и солью же вас приветствовать? Мои люди того не поймут, на меня саму ополчиться могут. Но не волнуйтесь, в моих палатах уже и столы накрыты, и бояре-советники собрались, судить да рядить с вами будем, свадебные дары обговаривать.

От этих слов древляне заулыбались. Не все, конечно, некоторые и поглядывали испытующе.

– А где те, кто до нас прибыл? Где достойные старшины древлянские?

– Или вы не поняли меня, гости-сваты? – вскинула голову княгиня. – Я не вывожу их сюда, чтобы люди киевские не выместили на них свою злобу. Вы морок на нас и ненастья наслали, так отчего же хотите, чтобы радовались древлянам? А теперь идемте со мной.

Но едва они прошли в ворота киевского детинца, едва стали разглядывать высокие городни на Горе Кия, едва восхищенно зацокали языками, разглядывая высокие белокаменные палаты терема Ольги, как она их остановила.

– Не впущу вас к себе, пока не помоетесь с дороги. Вы из колдовских чащ прибыли, и откуда мне знать, что недобрый дух вашего чародейства не внесете под мой кров, не нашлете порчу на сына моего? Нет, ступайте сперва в бане попариться, обмойтесь и перекусите, а уже потом сяду с вами за столы дубовые, стану угощать вас да выслушивать, что жених мой Мал Древлянский передал.

Они переглянулись, довольные, что Ольга назвала Мала своим суженым. А то, что опасается их с дороги в хоромы пускать… Понятно, банька-то все дорожное смывает, развеивает, всегда очищает душу и тело. Без этого в дом не всякого пустят, таков обычай. Ну и сами древляне были не прочь… того… согреться и обмыться после дальней и трудной по такой погоде дороги. Самое оно им это сейчас – парком потешиться.

Княгиня поежилась под дождем и пошла к крыльцу, а помощница ее, эта девка в алом, поманила сватов за собой.

– Сюда, гости дорогие, за мной следуйте.

Они переглянулись, отметив, что говор-то у нее древлянский.

– Ты никак из наших будешь? – спросил ее один, пока она вела их за мощные бревенчатые строения по гладким плитам двора. – Вон и лицо твое как будто знакомое.

– Я древлянка, – согласно кивнула она. – Ольга меня к себе приблизила, чтобы я ей обычаи наши поведала да рассказала, что к чему, какое волховство у древлян сильное, что и не всякая рать против него выстоит.

– О да! Не всякая, – соглашались они и гордо улыбались. – Не зря же мы на все пошли, чтобы против самой Руси выстоять. Знаешь о том, поди?

– Как не знать? Только боятся волховства в Киеве, оттого и баню для вас приготовили, чтобы не наслали порчу ни на саму Ольгу, ни на княжича, ни на бояр ее.

– Сговоримся – и не будет ей никакой порчи. А иначе…

Они усмехались довольно, переглядывались.

Баня, как и полагалось, стояла отдельно от остальных построек. И была она знатная, широкими бревнами выложенная, крыша тесаная, а сверху парок из отдушин струится. В стылом воздухе ощущался аромат березовых веничков да настоянных трав. Послы вошли в просторный предбанник, с удовольствием заметили, что тут уже стоят ендовы с квасом и брагой хмельной, окорок копченый, курятина с подрумяненной корочкой, сало с розовым боком и сочной прорезью, мед в сотах, капуста квашеная в бочонке у порога. После дальней дороги древляне с удовольствием скидывали промокшие меховые накидки, стаскивали тяжелые золотые наручни. Кто за столы садился да к браге приникал, а кто сразу раздевался донага да в парную. А еще их подивило и обрадовало, что подано им все на богатых золоченых блюдах, кубки высокие каменьями самоцветными разукрашены. Древляне дивились на все это, цокали восхищенно языками.

– Такого почета эти гордые поляне древлянам еще никогда не оказывали. Вон как нас угощают! Не зря, значит, мы Морене жертвы приносили, Чернобогу поклонялись. Сила теперь у нас!

Уже шипел рассол на раскаленных камнях, обволакивало все густым паром, размягчались тела и мысли усталых гостей.

Малфрида на дворе стояла и смотрела, как густеет пар над шатровой кровлей баньки. Ольга подошла и встала рядом.

– Пора ли?

– Пора, княгиня.

По ее знаку тут же подбежали к бревенчатой баньке расторопные челядинцы, подперли бревнами двери, обложили стенки заранее заготовленными вязанками сухого хвороста, почти до самой кровли завалили, да еще и смолой облили для пущей надежности. Изнутри доносились веселые голоса древлян, слышалось, что поют довольно, хохочут. У Ольги дрогнули губы, сощурились глаза, она резко отвела руку в сторону.

– Огня мне!

Она первая шагнула вперед, подсунула трещавший смоляной факел под вязанки.

– За тебя, Игорь мой! Да возрадуешься ты в светлом Ирии, что отмщение постигло погубителей твоих. И не видать тебя злой Морене, если такую жертву возношу за тебя!

Они все подходили с огнем, будто выполняя некий ритуал: и ярлы Игоря Грим и Кари, и посадник Свенельд, и бояре Прастен и Свирька, и усталый изможденный волхв Коста. Каждый говорил что-то свое, словно совершая священнодействие. Пламя быстро разгоралось, повалил под дождем густой белесый дым. И в это время из бани стали раздаваться громкие встревоженные возгласы, перешедшие в полные ужаса вопли, отчаянные, безумные, резкие. Древляне стучали изнутри, голосили, проклинали, молили, но все заглушало это полное отчаяния «А-а-а-а-а!», когда уже не остается места мыслям, когда есть только боль и ужас.

Разгоравшееся пламя отражалось в широко распахнутых черных глазах Малфриды. Она тоже так мстила древлянам, она возвела им тот костер, на котором они некогда хотели спалить ее как ведьму. Месть – она такая сладкая!.. И еще ей подумалось: что бы ни говорили все прочие, бросая в огонь факелы, но последнее слово должно остаться за ней. Именно она отправит сгоревших тому, кому нужны жертвы, погибшие не от каленого булата.