Марк Даниэль Лахлан - Песнь валькирии

Они прошли мимо низкой хижины, возле которой стоял трехногий стул. Хижина была сложена из белых змеиных костей, из трубы валил ядовитый дым. Спутники безмолвно проследовали к ней. Фрейдис охватила сильная тревога.

— Это земля Фрейи? — спросила она незнакомца.

— Это царство Хель, — ответил он.

— Моей наградой должны быть чертоги Фрейи, Сессрумнир. Я погибла в бою. Моя госпожа умерла, сражаясь! Птица принесла мне ее палец.

— В Валхалле тихо, воины спят. Дороги в блаженные земли разрушены.

Так что же это? Оставаться навечно в этой странной земле, объятой ночной тьмой, среди тишины и предчувствия беды?

— Ты родом отсюда? — спросила она.

— Он англичанин, — заметил Жируа. — Посмотри на него, он похож на тысячи других крестьян, которых я зарезал.

Мужчина вытянул палец в сторону Жируа. Норманн перекрестился.

— Как мы узнаем, что он не ведет нас в ловушку? — спросил Жируа.

Фрейдис фыркнула.

— Я думаю, поздно беспокоиться, — усмехнулась она. — Посмотри на это место. Вспомни истории, рассказанные нашими предками. Мы мертвы, и это — земля мертвых.

— Я ждал небесной награды, — сказал Жируа. — Я немало пожертвовал церкви.

— И я ожидала попасть к Фрейе, — заметила Фрейдис. — Сдается, мы оба обманулись. Эй ты, мертвец. Ты можешь отвести нас к моей госпоже? Стилиане, госпоже из Константинополя. Она здесь?

Молчание.

Они шли прочь от берега, по темным просекам и лунным прогалинам, стараясь не отставать от мужчины. Вокруг них вспыхивали костры, и Фрейдис поняла, что они идут через большой лагерь. Когда они переправились через реку, она увидела сгрудившихся у костра людей. Фрейдис приблизилась к ним и заметила на их телах следы битвы. У одного из груди торчали две стрелы, у другого не было половины головы.

— Хорошая рана, боец, — сказал, обращаясь к Фрейдис, пронзенный стрелами мужчина. — Это дракон откусил тебе руку? Видишь, меня убил меткий стрелок. Две стрелы понадобилось, чтобы остановить меня. Одной, в сердце, было недостаточно, чтобы убить Рагнара.

— Меня убил волк, — сказала Фрейдис. — Но необычный. Это был житель болот, огромный и злобный.

— Достойная смерть! — воскликнул Рагнар. — Садитесь к огню и поделитесь своими историями.

— Я — норманн. Вы — пираты и викинги, — сказал Жируа.

— И мы, и ты мертвы. Наши войны уже отгремели. Остается только ожидание.

— Ожидание чего? — спросила Фрейдис.

— Богини, которая освободит бога, лежащего в трясине. Мы ждем, когда Один возродится в Валхалле и все мы, мертвые задиры, получим свою награду. Ворота в Валхаллу закрыты, и бог не приветствует мертвых.

— Как жаль, — сказала Фрейдис. — А как же чертоги Фрейи?

— Валькирии больше не относят туда мертвых. Избранные попадают сюда. Наш лагерь огромен, но награда скудна. Где моя медовуха? Где мое мясо? Где гиганты, с которыми я должен биться, и песни, которые я должен слагать о моих подвигах?

— А как богиня освободит бога из трясины?

— Бог освободится, когда к нему вернутся руны. Когда другой займет его место.

— Кто?

— Богиня.

— Но у нас нет ни одной.

— Я бы сказал, что есть, — заметил мужчина. — Я вижу тебя, если ты не можешь себя увидеть, госпожа.

— Я здесь, чтобы найти свою хозяйку и вернуть ее.

— Ты здесь, потому что ты — бог.

Фрейдис улыбнулась.

— Не я.

— Мы видели здесь богов, госпожа. Ты — бог. Или мечта бога.

— Как бог? Кто бог? Для богини ее слишком легко разорвали пополам! — заметил Жируа.

— Мечты богов принимают плоть, — сказал мертвый человек. — Когда богиня Фрейя мечтает о смерти, она мечтает о тебе.

— Ты слишком мудр для воина.

— Я здесь уже долго и наслышался историй от многих людей. Я видел, как собираются на берегу мертвые мечты богов, как сейчас вижу тебя — смертную мечту о бессмертии.

— Все это хорошо, — сказал Жируа. — Но как отсюда выйти?

— Если богиня позволит тебе уйти, — ответил воин.

— А где найти богиню?

— Иди к богу в трясине. Она недалеко. Твой друг может отвести тебя. И будьте смелыми, оба. Армия воинов ждет, когда снова откроются ворота Валхаллы.

Фрейдис покачала головой.

— Я беспокоюсь только о моей госпоже. Я пришла за ней. — Она протянула палец. — Ты встречал здесь женщину, которой это принадлежит?

— Спроси об этом богиню, — сказал мужчина и повторил: — Идите к трясине.

Фрейдис взглянула на молчаливого мертвеца. Он повернулся и ушел в гущу темных деревьев. Она и Жируа последовали за ним. Когда они шли, Фрейдис хотела помолиться о том, чтобы она не была богом.

Но кому молиться? Фрейе? Себе?

— Вижу, у тебя великая судьба, — сказал Жируа.

— Я не хочу великой судьбы, — ответила Фрейдис. — Единственное, что я хочу, — это помочь Стилиане.

Стилиана вышла на мертвый холм, окутанный холодным сумраком. Волк ушел, а с ним ушла и девушка. Все вокруг было усеяно останками — мертвые люди, мертвые кони, сломанные копья, запекшаяся на земле кровь.

Стилиана взяла в руку нож — ее маленький ключик к боли и магии. Задолго до того, как в нее вошла руна, она творила заклинания, от которых остались многочисленные шрамы на ее теле. К седлу павшей лошади была приторочена свитая кольцами длинная пеньковая веревка. Она взяла ее.

— Историю нужно поведать еще раз, — сказала себе Стилиана и отрезала хороший, с человеческий рост, кусок веревки.

Она долго смотрела на веревку, теребя в пальцах ее конец. Подул резкий, обещающий промозглую сырость ветер.

Чтобы победить волка, понадобится целая армия. И даже тогда она не будет уверена, что его убьют, во всяком случае не в зверином обличье. Девушка, скорее всего, уязвима. Это показали руны. По меньшей мере Фрейдис забрала руны к богу. Теперь Стилиане нужно последовать за ней, в боли и отречении показать ей, что она достойна заключения сделки с богиней, которая правит землей мертвых.

Она завязала узел — три петли. Три — это цифра Одина, с его тремя кругами восьми рун; три — за норн; три — за Гекату с ее тремя ликами; три — за Христа: отца, сына и духа.

На мгновение она увидела себя такой, какой могла бы быть — девочкой при дворе, под покровительством своего брата, бегущей по залитой солнцем оливковой роще Константинополя. Та девочка содрогнулась бы, узнай она, что случилось с ней потом.

Веревка. Вода. Путешествие через ворота смерти и, если повезет с веревкой, надеждой и верой, — возвращение.

Сто лет назад она научилась искусству погружаться в свое сознание, покидать тело и человеческие чувства, чтобы взглянуть на богов. Она накинула на шею веревку, подошла к трясине, и холод, словно дракон, запустил зубы в ее плоть, посылая спазмы по всему телу. Она что-то бормотала, и ей казалось, что она слышит в дуновении ветра песню, в которой рассказывается о влюбленных, решивших умереть, чтобы жил бог. Но песня не закончена, последний куплет не спет.