Карина Демина - Голодная бездна. Дети Крылатого Змея

Всего-навсего галлюцинации. Стресс и алкоголь — плохое сочетание. Надо пережить. Успокоиться. И верить, что Джонни рано или поздно выйдет из состояния делирия.

— Пей, — предложило чудовище, сунув в руку бутыль. — Пей и станет легче…

— Нет.

Чудовище прижало бутыль к губам Джонни. А оно оказалось сильным. Неправильно! Откуда взяться силам при рахите и скудном рационе?

Джонни не собирался пить.

Но сделал глоток. Закашлялся… и второй… и третий. Виски был несколько странным, но и… плевать… он купит себе шляпу, ту, с лентой. И кашемировое пальто.

Трость.

Авто.

— Конечно, — сказал кто-то.

Синтия?

— Ты умерла, — Джонни погрозил ей пальцем. — Не надо делать из меня идиота. Я сам присутствовал при вскрытии. Ты определенно умерла.

— И что с того? — Синтия дернула плечиком. — Джонни, не капризничай. Мы едем или нет?

Куда?

Ах да, конечно… авто стоит, сияет лаком и хромом, ждет, когда Джонни сядет за руль.

— Это просто галлюцинация… — Джонни прикоснулся к машине, надеясь, что она исчезнет. Но нет, он ощутил холодную гладкость полированного бока. И запах кожи, и еще чего-то, неприятного, прелого.

Духов Синтии.

— Если не хочешь, оставайся. Но это твоя мечта, — Синтия уже заняла свое место.

— Ты потаскуха.

— Что с того?

Она была хороша, в новом платье с пышной юбкой, с красным отложным воротником и крупными пуговицами. Шелковый шарфик на шее. Соломенная шляпка. И браслет из крупных красных камней.

— Садись, Джонни… нас ждут.

— Нет…

И все же он очутился за рулем.

— Не капризничай, дорогой, — Синтия коснулась губами щеки. — Ты ведь хочешь познакомить меня со своими родичами?

Он хочет вернуться.

В квартиру. И вспомнить, что произошло вчера… он ведь обещал Мэйнфорду… тот будет ждать, а если Джонни уедет…

— Не волнуйся, — тонкие пальчики Синтии легли на шею. — Никто и не заметит…

Неправда!

— Что ж ты такой упрямый? — пальцы были холодны.

Просто-таки ледяные.

И холод отрезвил. Джонни рванулся было, пытаясь отстраниться. Но Синтия не отпустила. Ее руки сдавили голову, а карминно-красные губы оказались близко. Слишком близко.

— Неужели ты не хочешь поцеловать невесту? Ну же, Джонни…

В лицо пахнуло формалином. Последнее, что он увидел, — плывущие черты лица Синтии. Или не Синтии, но твари, которая мимикрировала под человека. И Джонни почти узнал в кого.

…тело, растянувшееся на полу, больше не интересовало тварь. Она потянулась, широко зевнула, вывалив темный длинный язык. И язык этот скользнул по левой щеке, затем по правой, исчез в плоских ноздрях…

Тварь вздохнула.

Почти с сожалением. Почти по-человечески. Когтистые лапы ее обхватили стойку для зонтов. И тварь встала. Потопталась. Дернула шеей и поплыла. Бледное, словно из воска вылепленное тело ее менялось стремительно, но перемены не доставляли твари удовольствия.

Она шипела от боли.

И тонкие когти впивались в дерево, да и металлу доставалось…

Но и через боль тварь услышала, как щелкнул дверной замок. Она развернулась, готовая атаковать того, кто посмел нарушить их с Джонни уединение. Однако знакомый запах успокоил.

— Молодец, — мужчина в черном кашемировом пальто, будто вынырнувшем из мечты Джонни, стянул перчатку. — Заканчивай. Говорить можешь?

— Й-а…

Человеческое горло было неудобно. И тварь с трудом управлялась с излишне жесткими голосовыми связками, не способными издавать нормальные звуки.

— Не спеши, — мужчина присел рядом с телом. — А вот убивал ты его зря. Талантливый был парень.

Он закрыл мертвецу глаза.

— Сколько проблем из-за одной идиотки… надо было раньше отдать ее тебе…

Тварь заурчала.

И с хрустом распрямилась. Она вытянула руки, пошевелила пальцами, провела ими по лицу, знакомясь с ним наново. Потрогала уши, удивляясь тому, что люди настолько глухи. Сунула в рот. Тупые зубы тоже не радовали.

— Это ненадолго, — мужчина поднялся. — Скажи что-нибудь.

— Я… плохо… чувствовать… себя…

Каждое слово она не произносила — выплевывала. И мужчина поморщился. Если внешнее сходство было абсолютно, то речь…

— Плохо?

У твари даже вопросительные интонации вышли.

— Мне… время… принять, — палец ее уперся в висок. — В его голове много… путано… я не понимать, что он думал.

— Разберись. Времени у нас осталось не так много.

Тварь кивнула.

С каждым мгновеньем она все лучше обживалась в заемном теле. И запах его изменила, чтобы соответствовал оригиналу. Правда, обоняние людей было примитивно, но тварь не любила рисковать. Она отошла в сторонку, несколько неуклюже присела на табурет и пошевелила пальцами.

Мужчина же открыл дверь, впуская троицу в одинаковых костюмах.

— Приберитесь здесь.

Старший кивнул.

— Я… буду готов… — тварь дернула шеей, и та захрустела. Все-таки человеческое тело отличалось удивительной неподатливостью. И к этому тоже придется привыкать, как и к неудобной одежде. — Скоро. Я буду. Готов.

Теперь тембр его голоса почти соответствовал образцу.

— Уж постарайся.

— От… отп… отпустишь?

— Если сделаешь все правильно, — мужчина посторонился. — Идем. Не будем мешать. Я расскажу, что ты должен будешь сделать.

— Убить.

— Нет. Пока мы никого не убьем, — он подал руку, и тварь осторожно вложила в нее собственную, которую еще ощущала чужой. — Ты должен будешь поставить метку… маленькую метку… садись. И надень на себя что-нибудь.

Тварь послушно натянула трусы.

— Постарайся вести себя естественно… у тебя ведь получится? — мужчина ответил сам себе. — Конечно… как иначе. В отделение все же не суйся, рисковать не стоит. Если позовут, скажи, что тебе нужен выходной. В конце концов, у тебя горе. Твоя невеста погибла…

Существо, задумчиво ковырявшееся в носу, срыгнуло.

— И не переигрывай, ладно? А то…

…дверь захлопнулась с резким звуком, и мужчина поморщился. Все же его исполнители при многочисленных своих достоинствах отличались некоторой узколобостью. Хотя следовало признать, что работа Джонни по стабилизации тонких каналов в принципе сделала возможным само их существование.

Талантливый был паренек.

Перспективный.

И определенно, следовало избавиться от Синтии раньше. Вот до чего доводят сантименты.

Здесь пахло хвоей и смолой.

Немного — йодом и еще водой, той самой, морскою, оставляющей на губах солоновато-горький привкус. И Тельма украдкой губы облизывала. Чувствовала?

Она не произнесла ни слова.

Села в машину. Отвернулась к окну и смотрела. А посмотреть было на что: госпиталь Пламенеющего сердца если и был частью города, то особой, существующей вовне прочего Нью-Арка с его дымами и грязью. Красная земля и белая дорога, точно выложенная из костей пациентов.