Татьяна Корсакова - Сердце зверя

А пикник между тем начался весело, с размахом. Столы ломились от угощений, шампанское лилось рекой, собравшихся на острове людей не интересовало ничего, кроме развлечений. Так Софье показалось в первый момент, а потом она начала замечать многозначительные взгляды, долгие приватные разговоры. Злотников даже во время застолья умудрялся вести дела, находить собственную выгоду. Состоялся у него разговор и с Водовозовым, судя по мрачному выражению лица, беседой Злотников остался недоволен.

Во время всеобщего веселья Софья старалась держаться в стороне и мысленно радовалась, что Злотников не заставил сына присутствовать на пикнике. Ильке бы здесь было скучно и муторно, так же, как и ей самой. Убежать бы, закрыться в собственной комнате, чтобы не видеть ничего и не слышать. Но ведь не позволят. Злотников, нащупав ее ахиллесову пяту, ясно дал понять, что от ее, Софьи, благоразумия во многом зависит Илькина спокойная жизнь. Он пока не переходил черту, с Софьей был предельно любезен, но в любезности его крылся тайный смысл. Хуже всего то, что она понимала: для Злотникова это всего лишь игра, ни влюбленности, ни привязанности к ней он не чувствует, просто привык к женскому вниманию и не терпит равнодушия, не может понять, как такое вообще возможно. И Мари привыкла, что ее красавец муж всегда в центре внимания, всегда окружен восхищенными взглядами. Каково ей видеть все это? Каково терпеть? Вот и сейчас из-под вуали она следит за тем, как Злотников наливает Софье шампанское и, словно бы невзначай, касается пальцами ее запястья. Мерзость…

А Рудазов тоже наблюдает, скользит по ним со Злотниковым равнодушным взглядом, но все замечает. Небось, думает сейчас о ней гадости. А что еще можно подумать после той ночи? Сама виновата, потерянного не вернешь, да и не слишком хочется. Пусть думает что хочет. Не ее это теперь дело.

Когда честная компания наелась и напилась, пришла пора для увеселений. Вот только на конную прогулку силы и желание остались не у многих. Гости предпочли катания на катере. Галдящей, возбужденной толпой они вслед за хлебосольным хозяином спустились к пристани. Оказалось, что Злотников сам собирается стать к штурвалу, что капитан Пономаренко ему для этого вовсе не нужен, и, по всей видимости, капитан этому был только рад. Софья видела, как он, раскурив свою неизменную трубку, скрылся в доме. Не поехали кататься и Мари с пани Вершинской. Мари присоединилась к майстеру Шварцу, а Эмма Витольдовна отправилась делать распоряжения прислуге.

Мастер Берг так и остался сидеть за столом. Он пил или привычно делал вид, что пьет, а сам внимательно наблюдал за происходящим. Ожидал увидеть что-то конкретное? Софья не знала и выяснять, что происходит, была не намерена. В голове ее родилась замечательная идея. Конная прогулка могла понравиться не только ей, но и Ильке.

До конюшни они с Илькой добрались никем не замеченные. Лошади, оседланные, с заплетенными в косы гривами, уже ожидали своих седоков. Только из желающих проехаться верхом, похоже, остались только Софья с Илькой. Оно и к лучшему!

В седле Софья держалась неплохо, в том была заслуга еще одного приятеля отца. Лошадку она выбрала самую спокойную, покладистую, посадила перед собой сияющего от предстоящей прогулки Ильку, легонько тронула пятками лошадиные бока. Кататься они решили подальше от дома, для этого направились вглубь острова, через луг к небольшому сосновому лесу. Софья планировала пересечь остров и, спустившись к воде, обогнуть его по периметру, а потом вернуться к конюшне. Лошадку они с Илькой не торопили, позволяли той скакать неспешной, игривой рысью, иногда останавливаться, чтобы сорвать травинку. До леса добрались довольно быстро. Стражевой Камень хоть и выглядел очень большим, но для конной прогулки расстояния тут были незначительные. В лесу Софья оказалась в первый раз, в этой дикой, лишенной человеческого внимания части острова раньше бывать ей не доводилось. Мощные кроны деревьев укрыли их с Илькой от солнца, терпко запахло смолой.

Лошадка забеспокоилась, когда они почти выехали из леса, впереди уже маячил обрывистый берег, и Софья подумала, что дорогу выбрала неудачную, к воде здесь спуститься не выйдет, придется искать более пологий спуск, и было бы лучше спешиться… Подумать подумала, но осуществить задуманное не успела: лошадка, до этого смирная, вдруг испуганно заржала и встала на дыбы. В седле Софья удержалась лишь чудом и чудом же удержала от падения Ильку. Вот только на большее ее не хватило – лошадь понесла. Она летела, не разбирая дороги, взбрыкивая задними ногами, всхрапывая, в одночасье обезумев.

– Илька, держись!

Софья натянула удила, пытаясь остановить эту сумасшедшую скачку. Безуспешно! Стремительно и неминуемо они неслись к обрыву, и уже ничто – сейчас, на самом краю, она осознавала это особенно ясно – не могло их спасти. Не нашелся бы смельчак, рискнувший стать на пути у обезумевшей лошади. Илька вцепился в лошадиную гриву, закричал отчаянно и громко. Бедный мальчик… Софья тоже закричала, но не от страха, а от отчаяния, и упустила момент, когда наперерез им метнулась стремительная тень, через мгновение превратившаяся во всадника на рослом вороном жеребце. А еще через мгновение всадник схватил их лошадь за повод, потянул. Софья видела, как вздулись жилы на его загорелых руках, услышала, как жалобно заржала, а потом и вовсе захрапела лошадь. Они мчались так, бок о бок, еще несколько мгновений, но дикая их скачка замедлялась с каждым шагом, по крутой дуге уходила от обрыва. Наконец лошадь подчинилась, встала, словно вкопанная, и Соня с Илькой едва не вылетели из седла. Удержались лишь чудом. Впрочем, чем еще, кроме как чудом, было их спасение!

А всадник уже спрыгнул на землю, намотал на кулак повод, словно бы одной только своей человеческой силой мог удержать на месте ошалевшее от страха животное. Оказалось, что мог. И лошадь, подчиняясь, склонила голову, роняя на траву кровавую пену, косясь на человека испуганно и обреченно. Вороной жеребец тоже нервничал, гарцевал поблизости, прядал ушами и скалил крепкие зубы, а человек, казалось, не замечал ничего вокруг.

– Все хорошо, – сказал он севшим, осипшим каким-то голосом. – Софья, все в порядке.

– Рудазов, вы… – Она прижимала к себе Ильку, пятилась подальше и от лошади, к которой у нее не осталось доверия, и от Рудазова, который в этот самый момент был на себя непохож: столько ярости, столько огня сверкало в его взгляде, а вздувшиеся вены теперь змеились не только по рукам, но и по шее, пульсировали на лбу и висках. Ярость эту и силищу чувствовала не только она, но и лошади. Чувствовали и боялись. Софья тоже боялась этого нового, незнакомого ей Рудазова. Рука уже сама собой нащупала под амазонкой нож с костяной рукоятью, таким жутким, таким нереальным было это чувство. Словно бы в жаркий летний день под сенью леса она повстречалась не со старым знакомцем, с которым совсем недавно делила постель, а с неживой албасты… – Рудазов, что с вами?..