Михаил Ахманов - Патроны не кончаются никогда, или Записки охотника на вампиров

Я вытер клинок о штанину покойника, бросил в ножны и разогнулся. А разогнувшись, застыл с открытым ртом, словно каменный ангел на кладбище. И было от чего! Позади, вместо кучки гаражей и хилых сараев, воздвиглась кирпичная стена с двумя окошками, а между ними – распахнутая дверь. Очень скромная дверь, утепленная черным дерматином, с блестящей ручкой из латуни.

Лавка! Лавка, разрази меня гром!

Обрез, висевший у плеча, вдруг ощутимо потеплел, заставив меня вздрогнуть.

Лавка являлась логически необъяснимым феноменом и потому пугающим. В то же время я сознавал, что страх или, скорее, опасение вызвано не ею, а именно этой необъяснимостью, тем, что Лавка никак не вписывалась в привычную реальность. Природа человека такова, что он стремится всему найти объяснение, а коль его нет, это порождает чувство дискомфорта. И я, вспоминая о Лавке и сам того не желая, пытался отыскать причины ее существования, перебирал скудный список гипотез: инопланетные пришельцы, дьявол, Бог… Может быть, никто из них не имел отношения к Лавке и вообще к реальности, и тогда оставалось одно, самое странное предположение: что Лавку порождает какой-то неведомый нам закон природы. Это вселяло оптимизм: выходит, Мироздание за нас, раз посылает в черный день подмогу.

«Входи, – раздался в голове бесплотный голос. – Входи, не удивляйся и не страшись. Здесь ты уже был».

Я приблизился к раскрытой двери и перешагнул порог. Неширокое помещение за ним словно бы тянулось в бесконечность, стены сходились в необозримой дали, ряд лампионов на потолке сливался в световую линию. Потолок был сводчатым и вроде бы каменным, стены облицованы панелями из дуба, и вдоль них стояли и лежали в стеллажах и витринах разнообразные предметы. Некоторые я мог узнать – что-то походило на автомобиль, на пачку бумаги, рулон шелка или причудливый стакан из цветного стекла, другие были незнакомы и привычных ассоциаций не вызывали. Впрочем, знакомый вид не означал, что вещь такова, какой кажется; все артефакты здесь имели странные свойства, и назначение многих было неясным.

Мои шаги будили гулкое эхо. Я прошел мимо полок, заставленных книгами, мимо груды запечатанных коробок, мимо витрины с украшениями; свет, падавший с потолка, заставлял искриться и сиять камни в кольцах, ожерельях и браслетах. За витриной, справа от меня, стоял диван, обитый серой пупырчатой кожей, по виду содранной с динозавра; справа находился шкаф, забитый пузырьками с одеколоном или, возможно, микстурой от кашля. Около дивана был сундук – пустой, с откинутой крышкой, а дальше какая-то штуковина, помесь каракатицы с пылесосом. По ее округлому корпусу бродили цветные огоньки, вверх торчали короткие шланги, а те, что подлиннее, лежали на полу аккуратными спиралями. Было их дюжины две, одни тонкие, с палец, другие толщиною с руку.

Любопытствуя, я сделал шаг к этому агрегату, но в голове тут же зазвучал бесплотный голос Лавки:

«Не подходи. Это опасная вещь».

– Для чего она?

«Темпоральный модулятор. Манипулирует с потоком времени».

Я обогнул каракатицу на почтительном расстоянии. Прежде, в тот единственный раз, когда я посетил Лавку, такого устройства здесь не было. Но я мог ошибаться – все увиденное сейчас, и диван, и шкаф, и полки с книгами, не походило на обстановку при первом моем визите. Тогда у входа стоял двухметровый плечистый андроид, напротив – чучело какой-то хищной твари, дальше – стеллаж с канцелярскими принадлежностями и контейнер с оружием, где и лежал мой «шеффилд». Очевидно, выставка товаров менялась, то ли регулярно, то ли в связи с запросами визитера. Я подозревал, что Лавка знает, что кому надо.

Слева явился стенд с мобильными телефонами. Сотни, тысячи штук, каждый аппарат закреплен в особой ячейке, и, похоже, двух одинаковых не сыщешь. Перламутровые и алые, черные и золотистые, оттенков индиго, «кофе с молоком» и «мокрого асфальта» – от их многоцветья рябило в глазах. Экраны маленькие и побольше, кнопки и клавиши всех форм и размеров, поясные чехлы и цепочки, чтобы носить аппаратик на шее… Зачарованный этим зрелищем, я остановился, протянул руку, и тут же послышалось:

«Не для тебя».

– Посмотреть можно?

«Смотри».

Я вытянул трубку с экраном в половину корпуса. Клавиш под ним было немного: десять цифровых, две «включить»-«выключить» и еще одна, круглая красная. Включив аппарат, я ткнул в эту кнопку, и по экрану побежало: «Соке, Сокоро, Сомба, Сонгаи, Стиенг, Суахили, Суба…» И что бы это значило? Снова коснувшись красной кнопки, я остановился на загадочном «Сунвар» и набрал номер Влада.

О чудо – он возник передо мной на маленьком экранчике! Похоже, сидел в каком-то архиве и рылся в бумагах. Отложив лист, вытащил свой телефон, поднес к уху.

– Разуваев у аппарата.

– Это партнер. Как слышишь, Влад?

На его лице изобразилось недоумение.

– Петр?.. Голос вроде бы твой… А по-каковски ты чирикаешь?

– На языке сунвар, – сказал я и отключился. Потом уставился на трубку.

Ценная вещица! Транслятор на все языки, сколько их есть на Земле! Я бы от такого не отказался.

Лавка, будто подслушав эту мысль, повторила:

«Не для тебя. Иди дальше».

Лучше с ней не спорить, решил я и сунул чудо-телефон на место. Дьявол с ним! С кем мне разговаривать на языке сунвар, на суахили или, положим, на португальском?..

«Иди дальше», – поторопила Лавка.

Дальше тянулись шкафчики из палисандра, забитые изысканной косметикой и чем-то похожим на лекарства. Надписи были незнакомые, картинки не всегда понятные, но дух стоял такой, словно я гуляю среди роз, жасмина и сирени. Надо полагать, что снадобья в этих флакончиках и баночках годились для любых метаморфоз с губами и глазами, щеками, бровями и ресницами, не исключая, разумеется, подмышек и волос. Лосьоны и дезодоранты, кремы и помада, духи и туалетная вода, краска, тушь и лак, а при них – сопутствующие товары, кисточки, щипчики, пилочки… Любой куафер отдал бы годы жизни, чтобы попасть сюда и прихватить флакон-другой с чем-то чудодейственным. Но я куафером не был и потому ускорил шаг.

Не тут-то было!

«Стой, – скомандовала Лавка. – На третьей полке сверху – мазь в стеклянной баночке, в самой маленькой. Возьми ее».

На этой полке стояло два десятка банок с таблетками и мазями. В одной синие таблетки, в другой – зеленые, в третьей – желтые, а в четвертой – шарики-горошины, сиявшие ярче алмазов, так, что слепило глаза. Пузырек, что предназначался мне, был крохотный, величиной с наперсток. К нему прилагалась свернутая трубочкой бумажка – надо полагать, инструкция. Выложив подарок на ладонь, я спросил:

– Зачем это мне?

«Пригодится», – ответила Лавка.

Пригодится так пригодится. Я сунул пузырек в карман и поинтересовался: