Олег Синицын - Скалолазка и мертвая вода

И все-таки я решила попробовать. Если уж быть чокнутой, так до конца!

Набрала воздух в грудь и нырнула.

В затопленном помещении мебель была массивная и темная. Солнечные лучи пробивались сквозь воду где-то там, за моей спиной. Меня сопровождали лишь слабые проблески. Я, собственно, и не стремилась разобраться в нагромождении предметов. Я плыла дальше.

Несколькими мощными гребками я продвинулась вперед, и темнота полностью окутала меня. Поднялась – вода доходила до самого потолка. Во мне пробудилась тихая паника. Вернуться?

Силы пока есть, воздух тоже. Холодно только… Все-таки решила плыть дальше. Еще несколько гребков – уперлась в стену. Точнее, в стеклянную перегородку, не тронутую взрывом. Я переместилась по ней и нащупала стеклянную дверь.

Потянула на себя. Не заперта! Скользнула в проем и быстро устремилась вверх, надеясь на воздушную подушку под потолком.

Вместо подушки обнаружилась столь узкая прослойка, что смогла высунуть из воды только губы. Если бы кто-то меня видел, наверняка бы подумал, что я пытаюсь поцеловать потолок.

Превозмогая естественное нетерпение, осторожно втянула воздух. Не хватало еще воды нахлебаться.

Кое-как подышала, успокоила дыхание. А вот холод пробрал не на шутку. Какая жалость, что во мне жира – как у весеннего суслика. Все на болдерингах и скалах остается. Сейчас пригодилась бы прослойка в пару сантиметров…

Ух, как холодно! Нужно скорее выбираться из воды. Только куда?

Назад – через иллюминатор к поверхности – уже не смогу, это точно. Слишком далеко. Сюда даже солнечные блики не проникают. Темнота вокруг полная, что называется – кромешная. Можно двигаться только на ощупь.

Совсем задубела, а все не решаюсь оторваться от узкой полоски воздуха под потолком… Хватит. Пора нырять.

И я нырнула…

Не помню, сколько проплыла, когда увидела впереди красный мерцающий свет. В голове помутилось. Почему-то этот свет обрел вид магазина водолазных принадлежностей. Маски, ласты, дразнившие теплом гидрокостюмы. Стоит лишь протянуть руку… Но пальцы натыкаются на стекло. Черт! Никак взять ничего не могу…

Господи! Я же заснула во время плавания! И даже успела увидеть сновидение!

Помотала головой, легкие требовательно захрипели. Воздух закончился! Скорее наверх!

Стукнулась макушкой о потолок. Нет воздушной подушки! Помчалась вперед, слушая в ушах похоронный звон.

Красный свет впереди превратился в герметичный фонарь аварийного освещения. Рванулась к нему. Сколько у меня времени? Секунда? Две?.. Две секунды в запасе, прежде чем захлебнусь ледяной водой…

Возле фонаря обнаружила лестницу, уходящую вверх шахты. Влетела в нее и ужаснулась скрытой где-то высоте. Доберусь ли до потолка? Найдется ли там несколько литров воздуха? Или моя подруга справится со мной быстрее?

Изнутри я уже вакуум. Стоит открыть рот, и вода заполнит до кончиков пальцев ног, словно надувную куклу… Именно так мне казалось в тот момент.

Поднималась стремительно; перепад давления долбанул по ушам. Голову стиснула неистовая боль, сознание держалось на волоске.

А конца шахты не было видно!

Не в силах бороться, я разжала губы…

Образы в голове смешались, закружились, в рот хлынула вода.

Я знала, что уже на том свете. Зря, что ли, так спешила к свету по длинной темной шахте? Общеизвестный признак клинической смерти мозга.

Досадно, конечно. Веру не спасла. Утонула в катакомбах затопленной лаборатории. Самое обидное – никто так и не узнает, куда подевалась Алена Овчинникова. Не всплакнут сотрудницы архива, не помянут жгучим спиртом археологи, для которых я переводила надписи на скалах. Даже Леха Овчинников не провозгласит тост в одной из своих многочисленных компаний – за упокой души бывшей жены. «Стерва была порядочная, – сказал бы он, закусывая огурцом, – но по скалам лазала – на загляденье».

…Не все ладилось на том свете. Отчего-то жгло в груди, а горло извергло поток кашля.

Я открыла глаза и обомлела. Дизайн загробного мира явно изменился с тех пор, как им занимались Иероним Босх и Гюстав Доре.

Лежала на стальном монолитном полу. Ноги в воде – провалились в зев шахты и порядком окоченели. Я подтянула их. Впечатление такое, словно по ним проехали на тракторе – почти не чувствовала конечностей.

Возле меня на полу огромная лужа. Та самая вода, которой я вдоволь нахлебалась.

Все-таки не умерла! Иначе бы не было так мерзко в груди и на душе. Все-таки поднималась я не по упокойному туннелю, а по реальной шахте. В бессознательном состоянии вылетела из нее, и, как кит, фонтанировала водой, прочищая легкие.

Ай да Аленушка! Ай да я!

Подняла голову.

Помещение лаборатории придавил низкий стальной потолок. Столы, оборудование, компьютеры – все осталось в целости. Я решила, что комната находится ниже уровня озера, а вода сюда не попала, потому что входные двери герметично закупорены.

Сползла от шахты, от потревоженной пленки озерной воды. Зубы клацали, да и тело колотило прилично. Усталость навалилась такая, что не могла сесть. Тогда я подползла к какому-то столу, прислонилась к ножке и стала интенсивно растирать себя. Периодически сознание угасало – срабатывала какая-то защитная функция организма. Но когда открывала глаза, вновь принималась массировать мышцы.

Не знаю, сколько времени это продолжалось… Подняв веки в очередной раз, поняла, что могу встать.

Первое, что увидела, – высокий стеллаж, заполненный толстыми черными прутьями. Обойдя стол, на котором возвышался гигантский микроскоп, приблизилась к нему.

Графитовые стержни!..

Именно о них говорилось в отчете, обнаруженном мною в злосчастном самолете «Фалкон 2000». В нем я вычитала, что существует секретная лаборатория.

Как там было написано… Хм… «Опыты на насыщенных графитовых стержнях…»

Взяла один в руки. Тяжелый, длиной с метр. Перемазала ладони графитовыми чешуйками.

Зачем им потребовались графитовые стержни? В лаборатории проводились опыты с «мертвой водой». А может быть, и саму ее производили здесь… Для чего использовался графит?

В голове всплыла новая строчка из отчета. Вспыхнула, словно неоновая вывеска:

«Достигнута трансформация атомной решетки…»

Меня словно молния ударила. Стержень выпал из рук и раскололся на несколько кусков.

Химия не моя наука, но в школе сдала сей предмет на твердую четверку. Базовые знания отложились в голове, их хватило, чтобы составить из разрозненных кусков информации единую картину. Все так элементарно, Ватсон. Графит состоит из атомов углерода. Он весьма хрупок. Легко ломается, колется, расслаивается. Ненадежный материал, в отличие от… АЛМАЗА!