Олег Синицын - Скалолазка и мертвая вода

К счастью, заливалась не моя трубка. Через секунду я поняла, что это телефон Бейкера.

– Да… – произнес американец. – Я… Что? Где произошел взрыв?.. Кто? Исламские террористы?.. Мне некогда заниматься ерундой!

Резкий писк оповестил об окончании разговора. Коротко и в лоб. Все правильно. Антитеррористическому отделу «Мгла» некогда заниматься какими-то террористами. У них имеются дела поважнее. Бейкер ушел, гулко цокая каблуками. Я решилась выглянуть из-за колонны. Морпехи в гражданском вернулись на места.

Судя по всему, клише до сих пор не найдено. Иначе бы эта прорва людей не перебирала сейчас с таким усердием каждый сантиметр церковной утвари. Работают, наверное, всю ночь. Кларк спешит. Интересно, а сам он здесь? Впрочем, не хочу знать. Одного Бейкера достаточно, чтобы получить целую россыпь проблем. А два ублюдка – явный перебор неприятностей!

Однако эти «исследователи» слишком тщательно подошли к поискам.

Они занялись мелочью, влезли в детали, вместо того чтобы поднять головы и просто осмотреть церковь. Я имею право так рассуждать, потому что, сидя здесь, за колонной, уже увидела кое-что.

На витражном окне напротив меня была изображена женщина, достающая из воды колыбель с ребенком. Наверное, дочь фараона, спасающая маленького Моисея, которого мать отправила в свободное плавание. Но это не важно. Позади нее стояли два чернокожих стражника.

…У Дали есть картины – обман зрения. Например, в «Рынке рабов…» бюст Вольтера складывается из фигур двух служанок и арочного проема. Кто-то сначала замечает служанок, а уж потом видит скрытое изображение. У кого-то зрение устроено так, что он вообще Вольтера не найдет. А я, наверное, самая тупая. Я на той картинке долго не могла обнаружить служанок. Сразу видела Вольтера. Его глаза, полуопущенные веки и снисходительный взгляд, грустную улыбку, старческий подбородок.

Головы стражников на витраже, их тела и оружие образовывали контур черного льва, у которого отсутствовала нижняя часть туловища. Лев разинул пасть и агрессивно поднял лапы в направлении входа. Он в точности напоминал одного из львов с моей татуировки. Я задумалась.

Что это обозначает? Нет, я понимаю – «мертвую воду». Но какой смысл несет изображение? «Мертвая вода» мне уже не нужна.

Мне нужна «живая вода». Красный лев. Ведь их двое в древнем символе! Где-то тут должен находиться и второй зверь из семейства кошачьих.

Посмотрела на окна справа и слева от витража. Ничего похожего. И тут до меня дошло!

Я повернула голову к окнам на моей стене – противоположной той, где витраж с дочерью фараона или черным львом.

Наверное, красный лев расположен напротив черного. Только мне не проверить – ни одного окна, ни одного витража отсюда не видно. Угол зрения слишком мал. Нужно перебраться к противоположной стене.

Посмотрела на охранников. Топчутся на месте, поглядывают по сторонам. Добежать до противоположной стены сложно. Заметят – и мигом отстрелят ноги, как научил Бейкер. Надо бы их чем-то отвлечь.

В карманах нашлись только сотовый и ключи от автомобиля. Сотовый поберегу, ключами с брелком сигнализации швыряться тоже не буду, а вот стальная бляха с логотипом «ауди» подойдет в самый раз.

Отцепила, зажала в пальцах и приготовилась. Улучив момент, что есть силы запустила бляху по полу вдоль стены.

Невидимая окружающими, бляха поскакала по древним каменным плитам. В царивший под сводами храма звуковой фон из шорохов и постукиваний вклинился отчетливый звон. Явно посторонний, поэтому люди в зале немедленно повернулись в том направлении. Охранники тоже.

Сжав «Хеклер-Кох», чтобы не мешал, я рванулась к противоположной стене. Секунда… еще одна…

Хорошо, что туфли спортивные – иначе каблуки бы цокали не хуже сигнала тревоги. Еще секунда…

Влетела за колонну и свалилась на холодные каменные плиты. Осторожно выглянула.

Двое охранников задрали головы, пытаясь понять, что и откуда могло упасть. Еще один подошел к стене. Побродил, ничего не нашел и вернулся на свое место.

На том все и закончилось. Я подняла взгляд на витражные окна. Как и предполагалось, на витраже – крещение Иисуса в кровавых лучах рассветного солнца. Группа людей, стоящих на скалах и наблюдающих за событием, образовывала контур красного льва. Тоже без задних ног, с оскаленной пастью, обращенной в сторону запада. То есть в направлении входных ворот. Что означают эти львы на витражах Хофкирхе? «Живая» и «мертвая» вода – единое целое. На древнем символе они изображены вместе, более того – нижние части их тел переплетаются! Почему здесь львы разделены? Не потому ли, что следует искать место, где они соединяются?

Если львы разнесены по противоположным стенам храма, то место их слияния – в центре.

В центре чего?

Не напрасно львы так упорно глядят в сторону входа.

Очень осторожно переползла из нефа обратно в зал перед входными воротами. Тот, который находился между башнями. Хотя было там темновато, случайный взгляд охранника может заметить постороннего человека. Поэтому прижалась к стене.

Стены покрыты фресками, проемы и ниши украшены деревянными узорами и фигурами. Странно, что люди Кларка не работают здесь. Такое же обширное поле исследований, как и основные залы… Впрочем, мне же и лучше!

Принялась за стены. Сначала ощупывала каждый завиток деревянных узоров, каждую скульптуру…

Из-за двери, ведущей в левую башню, послышались шаги. Я метнулась в сторону нефа, но вспомнила о стволах охранников, которые встретят меня. Метнулась в сторону ворот.

Спрятаться негде!

Дверь распахнулась. Я нырнула за нее, крепко ухватив рукоять автоматического пистолета. Сердце стучало, дыхания не хватало.

Из дверей появился дряхлый старик с редкими, напоминавшими пух волосами. В руках он нес высокую стопку бумажных папок. Ногой закрыл дверь, прихрамывая, пересек зал и скрылся за дверью, ведущей в противоположную башню.

Я разжала рукоять «Хеклер-Коха». Ладонь – влажная, скользкая, будто в мыле.

Снова принялась изучать стены. И наткнулась на целую россыпь львов в полустертом каменном барельефе обрамления двери южной башни.

Я провела по ним ладонью. Лев спящий, лев оскалившийся, лев, приготовившийся к прыжку, просто лев, лев, раскрывший пасть в огромном зевке… И у всех имелось по четыре лапы.

Кроме одного. У оскалившегося, точь-в-точь похожего на льва с моей татуировки, лап было две!

Подушечками пальцев я погладила его гриву, прошлась по лапам и пасти, чувствуя лишь шершавость песчаника. Затем положила подушечку большого пальца на голову и надавила, словно собиралась расплющить царя зверей.

Выпуклая фигурка безногого льва вошла в барельеф с едва слышным скрипом. Я замерла, ожидая изменений в зале – открывающейся плиты, опускающейся лестницы. Чего угодно!