Алексей КАЛУГИН - НА ИСХОДЕ НОЧИ

Но, глядя на вазы и кувшины, казавшиеся вырезанными из гигантских осколков стекла горных духов, что добывали в Та-Пардитских горах, Ше-Кентаро думал не о тех, кто умер, не дожив до наступления нового Дня, а о том, для чего стоят здесь эти сосуды. Чтобы привлечь внимание праздно гуляющей публики, или же они действительно выставлены на продажу? Всякий раз, проходя мимо этой витрины, Ше-Кентаро задавал себе один и тот же вопрос. И каждый раз не находил ответа. Можно было зайти в магазин, чтобы поинтересоваться выставленными в витрине изделиями, но Ше-Кентаро опасался, что, когда услышит цену уникальных изделий, вид у него будет невообразимо глупый. Оказаться поставленным в глупое положение, когда чувствуешь себя абсолютно беспомощным и не можешь вразумительно ответить на заданный тебе вопрос, не потому, что не знаешь ответа, а потому, что мысли разбегаются в разные стороны, точно грызлы по углам, – Ше-Кентаро боялся этого больше, чем быть запертым в одной клетке с вот-вот готовым лопнуть варком.

На углу здания стояла палатка торговца горячим джафом, украшенная по углам гнутыми стеклянными трубками, по которым время от времени пробегали разноцветные огни. Джаф у него, как и все на Предрассветной, стоил едва ли не вдвое дороже, чем в любом другом месте. Но зато напиток, как и положено, подавался в парпаре – сосуде овальной формы, сделанном из теплоизоляционного пластика, с небольшим отверстием в верхней трети, куда вставляется раздавленная на конце соломинка, чтобы крупинки распаренного джафа не попадали в рот. Прежде в качестве сосудов для традиционного напитка жителей Кен-Ове использовали вычищенную скорлупу парпаровых орехов – отсюда и происходит название. Но нынче такой увидишь разве что только в музее. Или в доме какого-нибудь невозможно богатого сноба, не знающего, куда деньги девать. Даже на официальных приемах в резиденции ва-цитика джаф подавали в пластиковых парпарах. Хотя скорее всего делалось это не в целях экономии, а для того, чтобы не раздражать понапрасну потенциальных избирателей.

Взяв предложенный ему парпар, Ше-Кентаро сделал шаг в сторону и остановился на границе света и тени. Тень была бледная, едва приметная, не внушающая не то что страха, а даже легкого беспокойства, но все равно Ону старался держаться от нее в стороне – срабатывал не разум, а инстинкт. Поймав губами соломинку, Ше-Кентаро осторожно потянул напиток. Джаф оказался что надо: чуть горячее – и можно обжечься, немного прохладнее – и не почувствуешь густого терпкого вкуса настоящего джафа. И сахара было добавлено точно в меру – только чтобы слегка ослабить смолянистую горечь, но не полностью подавить ее. Ше-Кентаро сделал глоток и довольно улыбнулся. Удивительный напиток джаф. Казалось бы, ничего особенного, просто горячий отвар перетертой в пыль древесной коры, а выпьешь – и сразу жизнь другой кажется. Сердце радуется непонятно чему, а душа как будто радостно повизгивает, точно приласканный щенок. Или только он один, Ше-Кентаро, это чувствует, а другие пьют джаф, просто чтобы жажду утолить или согреться в ненастный день? Вот бы спросить у кого.

Не вынимая соломинки изо рта, Ше-Кентаро скосил взгляд на невысокого мужчину плотного телосложения, ожидавшего у окошка палатки, когда ему приготовят джаф. Лицо у мужчины красное, очень недовольное. Дышит тяжело, как будто бежал к палатке с джафом, и то и дело вытирает платком коротко стриженный затылок. Было в нем что-то неприятное. Быть может, та нервозная суетливость, с которой он постукивал пальцами по прилавку, как будто желал таким образом поторопить готовившего джаф парня? Или то, как он неловко переступал с ноги на ногу? Глядя на него, можно решить, что он пытается сохранить равновесие, стоя на зыбкой, уплывающей из-под ног почве. Как бы там ни было, спрашивать у потного толстяка, чем ему нравится джаф, Ше-Кентаро не стал. Да и что мог сказать ему этот тип? В лучшем случае какую-нибудь банальность. В худшем – гадость. И в любом случае он будет прав – не пристало приличному гражданину приставать к незнакомцу с глупыми вопросами.

Ше-Кентаро повернул в сторону улицы, собираясь вернуться к ведущему во двор проулку, и едва не столкнулся со старшим инспектором Ше-Марно.

– Джаф попиваешь? – улыбнулся инспектор.

Ше-Кентаро улыбнулся в ответ – растерянно и немного смущенно. Обычно он внутренне готовился к встрече со старшим инспектором – придумывал слова, которые нужно будет сказать, когда тот протянет ему конверт с деньгами, подбирал соответствующее выражение лица, еще парочку расхожих фраз, что непременно следовало произнести, прежде чем расстаться, но сегодня Ше-Марно застал его врасплох, когда Ону думал совершенно о другом.

– Твое, – Ше-Марно протянул Ону плотный синий конверт.

Ше-Кентаро взял конверт свободной рукой, помял его пальцами и сунул во внутренний карман куртки.

– Пересчитывать не будешь? – без улыбки спросил инспектор.

Ше-Кентаро отрицательно мотнул головой и, чтобы как-то оправдать свое молчание, принялся старательно тянуть джаф через соломинку. Но, когда Ону оторвался от торчащей из парпара соломинки, Ше-Марно все так же стоял рядом и смотрел на него. Странный взгляд у инспектора. Очень странный. Ше-Кентаро предпочел бы, чтобы Ше-Марно смотрел на него насмешливо, но нет, взгляд инспектора спокоен и сосредоточен. Знать бы, о чем он сейчас думает?

– Джаф нужно пить, пока он горячий, – произнес Ше-Кентаро смущенно, словно оправдываясь за что-то, чего и сам не понимал.

– Верно, – коротко кивнул Ше-Марно. – Иначе не возрадует он душу.

Принявшийся было снова за джаф, Ше-Кентаро от удивления едва не поперхнулся – инспектор почти в точности повторил его мысли. От неожиданности такого совпадения Ону даже не обратил внимания на то, что Ше-Марно всего лишь процитировал строчку из известного стихотворения, которое в школе учил каждый. А Ше-Марно словно ничего и не заметил – полез в карман, достал бумажник.

– Тебе еще парпар взять?

Ше-Кентаро вконец растерялся. Парпар, что держал он в руке, почти опустел, допить можно было одним глотком, и, в принципе, Ону был не прочь выпить еще джафа. Но предложение Ше-Марно было слишком уж необычным. С чего бы вдруг старшему инспектору секторного управления са-турата угощать ловца варков?… Хотя если подумать, то почему бы, собственно, и нет? Сейчас они не инспектор и ловец, а просто знакомые, мирно прогуливающиеся по залитой разноцветными огнями иллюминации Предрассветной улице. Они сейчас ничем не отличаются от прочих прохожих.

– Ну так что? – Ше-Марно помахал зажатой между пальцами синей купюрой в десять рабунов.

Чувство настороженности, давно уже ставшее привычным и включавшееся почти автоматически, стоило Ше-Кентаро выйти за порог своего дома, надежно блокировало все остальные нервные реакции. Да, Ше-Кентаро был не прочь выпить еще парпар джафа. Да, Ше-Марно был ему приятен, и компания старшего инспектора была интересна Ону. Но подсознание тут же выбрасывало предательский вопрос: с чего это вдруг инспектор са-турата приглашает ловца выпить с ним джафа? Ше-Кентаро быстро перебрал в уме все возможные варианты и не нашел ничего, от чего можно было бы оттолкнуться. Так что же ответить на предложение Ше-Марно? Ону всегда старался работать чисто, не нарушая явно правил, установленных для ловцов. Незарегистрированный парализатор и баллончик с антисептическим спреем, купленный у барыги, Ше-Кентаро предусмотрительно оставил в машине. В карманах у него только бумажник и удостоверение личности. Да, еще конверт, что вручил инспектор. В любом случае разумно было бы отказаться от предложения Ше-Марно, дабы не искушать судьбу, которая и без того не слишком-то благосклонна к ловцам варков. Но для отказа требовался благовидный предлог. А Ше-Кентаро как назло не мог ничего придумать – импровизации всегда давались ему с трудом и чаще всего получались какими-то вялыми и неубедительными. В конце концов Ону непременно бы что-нибудь да придумал, но Ше-Марно ни на секунду не выпускал его из-под контроля.