Алексей КАЛУГИН - НА ИСХОДЕ НОЧИ

– Один и два. – Ше-Кентаро потер пальцами переносицу. – В сумме – три.

– Или двенадцать, – добавил Слизень.

– Может быть, – согласился Ону. – Но я все равно не понимаю, что это значит.

– Во всяком случае, ты теперь знаешь малый цикл, когда следует проявлять осторожность. Я так, например, вообще в этот цикл своих из дома не выпускаю.

Ше-Кентаро продолжал думать о цифрах. Он любил всевозможные ребусы и головоломки. И не любил кроссворды.

– Если подразумевается число 3, то это можно связать с тем, что до рассвета осталось три больших цикла.

– И что дальше?

– Следовательно, убийца – псих, зациклившийся на идее дожить до рассвета.

– Почему ради этого нужно убивать?

– Ты ведь и сам сказал, что готов убивать.

– Это не одно и то же, – тряхнул головой Слизень. – Убийство, совершенное по определенной, повторяющейся из раза в раз схеме, должно нести в себе какое-то послание.

– А если это ритуальные убийства? – сменил направление Ше-Кентаро.

Слизень задумчиво поскреб пальцем висок.

– Должен признаться, в этой области я не компетентен. У нас разве есть религиозные культы, практикующие ритуальные убийства?

– У нас сейчас вообще ничего нет, кроме культа Ше-Шеола, – ответил Ше-Кентаро. – Любой религиозный культ, находящийся под негласным запретом, может выродиться в Хоп-Стах знает что.

– А, – щелкнул пальцами Слизень. – Я слышал о последователях культа Хоп-Стаха.

– Где?

– По экрану.

– Значит, все вранье, – констатировал Ше-Кентаро.

Слизень, похоже, придерживался на сей счет иного мнения, но решил не высказывать его вслух. Барыга ограничился тем, что пожал плечами и провел ногтем по пустому парпару. Поверхность пластикового сосуда, имитирующего настоящий парпаровый орех, была неровной, покрытой мелкими трещинками, чуть шероховатой и как будто влажной на ощупь.

– Будешь еще джаф? – спросил Слизень.

– Нет, – отказался Ону. – Я все же склоняюсь к мысли, что это ритуальные убийства.

– А мне все равно. – Слизень хлопнул ладонью по столу. – Я только хочу, чтобы эти убийства прекратились, прежде чем о них начнут говорить на каждом углу.

Барыга схватил пустой парпар и постучал им по столу. Тотчас же в комнату вбежал один из подручных.

– Заказ для Ше-Кентаро.

Подручный положил на стол плотный бумажный пакет, прошитый по краю ниткой.

– Смотри, как упаковали, – довольно улыбнулся Слизень. – Не во всяком магазине тебя так обслужат.

– Что верно, то верно. – Ше-Кентаро взял пакет, взвесил его на руке. – А как насчет адресов?

– Держи, – барыга положил на стол карточку.

Ше-Кентаро взял карточку двумя пальцами, перевернул. На крошечном листке бумаги записаны три адреса. Ону вспомнил, что незадолго до смерти инспектор Ше-Марно спрашивал у него о том, как ловцы вычисляют варков. У каждого своя система. Кто-то, прикинувшись ка-митаром, ходит по квартирам, надеясь почувствовать характерный запах разлагающегося варка. Кто-то содержит штат осведомителей, состоящий главным образом из мальчишек десяти-двенадцати больших циклов от роду, готовых зарабатывать на чем угодно. Ше-Кентаро до знакомства со Слизнем выслеживал тех, кто делал покупки у барыг. Если в обмен на деньги покупатель получал от зазывалы маленький, легко умещающийся в ладони предмет, завернутый в серую бумагу, то в девяти случаях из десяти это был ун-акс. А где ун-акс, там и варк неподалеку. Теперь же Слизень сам давал ловцу адреса некоторых своих клиентов. То ли мягок душой был уличный барыга Слизень, то ли не понаслышке знал о том, что такое болезнь Ше-Варко, только порой он давал ун-акс клиентам в долг. Конечно, не первому встречному, только тем, кто уже не первый раз приходил к нему за лекарством. Ун-акс стоит недешево, а эффективен лишь при условии регулярности приема. Пропустил одну инъекцию – и считай, что до этого выбрасывал деньги на ветер. Слизень мог войти в положение клиента и дать одну-две ампулы в долг. Одни возвращали деньги в срок, другие – нет. Деньги, они ведь на деревьях не растут. Кто-то приходил снова, чтобы униженно просить в долг новую ампулу ун-акса, всего на один-два средних цикла, потом он – или она – получит зарплату либо продаст что-нибудь и непременно, непременно расплатится.

Случалось, получив отказ, клиент начинал требовать лекарство, угрожая ножом или обещая сдать барыгу са-туратам. Порой Слизень задавал себе вопрос, на что надеялся человек, начавший покупать ун-акс для заболевшего члена семьи, если его зарплаты только-только на еду хватало, а всех сбережений – на то, чтобы оплачивать лекарство в течение трех, от силы четырех средних циклов? А дальше-то что? Ждать, когда распухший варк лопнет на твоих глазах? Проще да и гуманнее, пожалуй, сразу сдать больного дезинфекторам. И забыть о нем. Был человек – и нет его. Или думать о нем, как о живом. В любом случае от таких клиентов, не платящих по счетам, следовало избавляться – барыга заправлял не благотворительным фондом, а коммерческой организацией, которая должна приносить прибыль. Слизень, даже если бы и хотел, не мог спасти всех больных, а сколько их было в Ду-Морке, не знал, наверное, никто. Знакомство с Ше-Кентаро дало Слизню возможность легко и, можно сказать, изящно решить проблему злостных неплательщиков. Теперь ими занимался ловец, зарабатывая тем самым себе на жизнь. И не просто какой-то там ловец, а человек, которого Слизень считал своим другом. Ну, по крайней мере хорошим знакомым.

Кто-то может сказать, что такая жизненная позиция насквозь пропитана цинизмом. Слизень же был уверен, что это нормальные деловые отношения. Он был честен и порядочен в тех границах, которые сам для себя обозначил. За пределами демаркационной линии начиналось минное поле, пройти по которому не рискнул бы даже опытный сапер.

– Смог сегодня как-то по-особенному сер.

– Да, отвратительный смог.

– Но запаха сильного я не чувствую.

– Да что ты?

– Нет, правда, я почти не чувствую никакого запаха.

– Омерзительно пахнет жженым полипластом!

– Ну, есть немного. Не более, чем всегда.

Плотная серая дымка, повисшая над крышами домов, становилась особенно заметной, когда внизу зажигалось множество огней. А происходило такое лишь по особо торжественным случаям. Например, в Праздник Изобилия, – отмечаемое раз в большой цикл всенародно любимое торжество, самолично придуманное и узаконенное нынешним ва-цитиком еще в пору первого срока его пребывания у власти. Мало кто имел ясное представление о том, что именно символизирует сей праздник, но раз уж государство давало народу лишний повод задвинуть работу и как следует гульнуть, то грех было этим не воспользоваться. Поэтому в Праздник Изобилия на улицах Ду-Морка неизменно загорались россыпи огней, торговцы джафом, бальке – в бутылках и в розлив, – пиротехникой и прочей ерундой, которая, кроме как в праздник, никому не нужна, выставляли новенькие, специально для такого случая припасенные палатки и лотки, а са-тураты выводили из гаражей дополнительные патрульные машины на всякий случай, дабы всенародный праздник не омрачился какой-нибудь безобразной выходкой перебравшего брога несознательного гражданина. Впрочем, даже са-тураты в этот день были подчеркнуто вежливы и внимательны, хотя от традиционного парпара джафа, подносимого добросердечными торговцами, не отказывались. А простые жители столицы Кен-Ове в Праздник Изобилия спешили приобщиться к прекрасному и толпами вываливали на расцвеченные праздничной иллюминацией улицы, чтобы, пройдя пару кварталов, нырнуть в гостеприимно распахнутые двери какой-нибудь не очень дорогой забегаловки и раствориться там в толпе. Всего на один малый цикл позволить себе такое мог почти каждый.