Вячеслав Шалыгин - Охота на Сокола

Только когда впереди замаячила родная десятиэтажка, он притормозил и попытался отдышаться. Появляться в своем дворе с испуганными глазами, стоящими дыбом вихрами и шмыгающим носом было несолидно. Там, на площадке, наверняка сидят пацаны во главе с Игорем Семеновым. Увидят таким — засмеют. Особенно будет красноречив сам Семен. Его хлебом не корми, дай позубоскалить. И черный пояс его не пугает. Это все остальные уважают долговязого и нескладного Саню Баркова за достижения на татами, а Семенова такие мелочи не волнуют. Если есть повод, обязательно что-нибудь скажет, правда, не в обиду, а так, для хохмы…

Все… дыхание в норме, вихры кое-как приглажены, на лице — с трудом напяленная, но почти натуральная — маска расслабленной уверенности. Почти взрослый человек; умудренный жизненным опытом и знающий нечто недоступное другим. В голове, правда, шумит, как в закипающем чайнике, а спину и затылок будто накачали горячей пульсирующей жидкостью, но гримасу боли легко превратить в усталость. Этому трюку Саша научился уже давно, еще на первом году тренировок. В клубе так делали все мастера. Потому-то новички и сочиняли небылицы о неуязвимых и абсолютно нечувствительных к боли «черных поясах». Мелюзге было невдомек, что их кумиры просто умеют сохранять лицо — не более того.

Итак, взрослый, уверенный и немного усталый. Без зеркала сложно оценить, но вроде бы получилось. Теперь надо вразвалочку подойти к пацанам, солидно, за руку со всеми поздороваться и как бы невзначай упомянуть о сумасшедшем приключении на проспекте. Или не стоит? Не поверят же, начнут пальцы загибать, «отвечаешь, докажи…». А как доказать? Отвести их, ткнуть носом в милицейские кордоны? Нет, ноги там не будет еще неделю! Да и сил нет, до квартиры бы доползти. Значит, лучше ничего не говорить. Никому. Просто подойти, поболтать две минуты и, по-взрослому сославшись на дела, отвалить. Главное — держаться спокойно и не морщиться от боли. И вихры не приглаживать — дурацкая привычка! Проклятые вихры… и эта родинка на щеке, из-за которой лицо выглядит все еще детским. Так, все, солидно и голос погрубее: «Хай, Семен, вотс а?» — «Пивка?» — «Не-е, тренировка вечером…» — «А мы тут токинг замутили, че круче — „Смерш“ или „Токсик-три Д“…» — «Ну ты и свинтил фигуру! Нельзя их сравнивать…» И так далее.

Он в сотый раз пригладил непослушный вихор и невольно коснулся родинки на щеке. «Поговорим, разбежимся. Недельку поотвечаю по телефону, что страшно занят. Потом спина отойдет, — башка отзвенит, и снова встретимся во дворе, чтобы мутить токинги и посасывать пивко… Так все и уляжется-забудется, в привычных разговорах и неотложных пацанских делах. А там будет видно, может, и найдется кому рассказать о сегодняшнем приключении. Лене, например, в субботу. Если она согласится пойти на „Биплан“ в Олимпийский. Она вообще-то больше бойз-бэнды слушает и особой тяги к старым рок-группам не испытывает, но чем черт не шутит? А потом можно будет завалиться в „ночник“ — денег как раз хватит на пару коктейлей, — если фейс-контроль прямо с порога баиньки не отправит. Ну, да там разберемся… Главное выбросить все из головы до субботы. И происшествие, и вихры, и родинку… Далась же! Никакая она не детская! И вообще, зато пушок над верхней губой уже потемнел… Все, двор. Собрался…»

— Хай, Семен!

— О, мастер Сан! Ты слышал, что на проспекте случилось?

— Нет, а что?

— Два джипа в лепешку! Лобовое, прикинь! Саня знающе усмехнулся и хотел небрежно так, снисходительно просветить приятеля, что же произошло на самом деле, но язык почему-то не послушался. Он будто прилип к небу.

— Два трупа и трое в тяжелом состоянии, — сверкая глазами, продолжил Семенов. — Сам видел в новостях.

Он многозначительно покосился на свой новенький смартфон «Нокиа». Машинка этого поколения имелась пока только у него. Все остальные пользовались смартами еще первых моделей или вообще морально устаревшими мобильниками. Даже Саня, парень по меркам приятелей непростой и по части мобильных штучек продвинутый, «юзал» трехлетний смарт от «Моторолы».

Саня взглянул на новый приборчик в руке Семенова, но вид новинки не вызвал у него обычного вожделения. Сейчас его больше занимал пугающий блок в сознании, не позволяющий ему говорить о происшествии на проспекте.

— А ты, мастер, где был? Опять в «Связном» торчал, на мобилы облизывался?

— Да, нет… я там…

— Ты че, подрался с кем?

— Подрался? — только сейчас до Сани дошло, что его рубашка от воротника до пояса, да и джинсы, сплошь в бурых пятнах. Внутри похолодело. — Нет… это тренировка такая… была… ну, знаешь, там, туши говяжьи вместо мешков… удары отрабатывать…

— Чумовой снаряд. — Семенов ухмыльнулся. — Ну и че, много ребер телячьих сломал?

— Порядком. — Саня отвел взгляд. — Ладно, пойду кловис сменю…

— Давай. — Семенов замысловато отсалютовал. — Будь здоров, Саня-сан…

Саня боком, стараясь не показывать приятелям спину, покинул площадку и нырнул в прохладу подъезда. Надо же, как все обернулось… Он почувствовал, что к щекам приливает кровь, и почти увидел, как темнеет от этого родинка. Ладно, ничего не случилось. Выкрутился же… А все-таки странно, почему не смог ничего сказать про взрывы на проспекте? Сотрясение заработал, что ли? Так ведь не впервой. На тренировках иногда и посильнее доставалось, и ничего, никакие слова к глотке потом не прилипали. Или это психологический шок, ну, от этого… нервного напряжения. Шутка ли — чуть гранату не поймал на свою… спину. Может, в психушку пора? Вот уж повезло вляпаться! Ни рассказать никому, ни самому разобраться. Что же делать? Описать все в дневнике, может, это шок снимет? Ну не водку же глотать, как это практикуют отец с дядькой по субботам — «для снятия трудового стресса». Один инженер-проектировщик, другой бухгалтер — стресс у них, видите ли, от такой работы! А может, просто выбросить из головы этот случай, да и все? Тогда и блок в башке рассосется. А что, интересная мысль. Нет раздражителя, нет и реакции на него. Грамотно? А то! Надо этот вариант обдумать…

Да чего обдумывать-то? И думать нечего! Кому они нужны такие секреты — явно криминальные, да еще так нехорошо на психику действующие? За борт их, за борт…

Если бы Санины мысли в этот момент услышал кто-нибудь из взрослых, он наверняка удивился бы рассудительности паренька и странной уверенности, что тот сумеет не думать и даже забыть о таком серьезном происшествии. Но никто со стороны его не слышал, а сам Саня оценить свое душевное состояние и адекватность мышления не мог.

«Все, решено: никому и никогда, даже предкам! Решил и забыл, по-мужски, намертво…»

На душе сразу стало легче, и даже привычное прикосновение к родинке не вызвало очередного приступа юношеского раздражения. Да и бог с ней. Не по родинкам на румяных щечках о возрасте судят, а по делам и способности выполнять решения…