Дмитрий Градинар - Жестокая гвардия неба [litres]

А потом, подтверждая слова китобоя, над Кайенской гаванью пролился холодный ливень. Он губил тропические растения, непривычные к подобным катаклизмам, дырявя и разрывая их в клочья градом, будто шрапнелью. Затем в поток льда и воды вплелись молнии, хлещущие по акватории порта. Бегство переросло в панику. Паника в давку. Кого-то покалечила толпа, кого-то убило молнией. Впрочем, это тоже случалось уже не впервые. Подобные вещи удивляли все меньше и меньше.

– Месье Лафардж, вы думаете, весь кошмар может закончиться? Вот так, просто? Пройдут грозы и воссияют радуги…

– Нет, я так не думаю. Просто не вижу особого смысла стремиться в Европу. Там я точно не принесу никакой пользы, разве что стану путаться под ногами чиновников, изображающих кипучую деятельность. Я плохой придворный, Вигару. Может быть, я в чем-то разочаровался, а может, и наоборот, не потерял веры в лучшее.

– Если человечеству и придется сражаться за право на существование, то все основные битвы произойдут не в джунглях и не в чистом поле, а там, где цивилизация прочно пустила корни. Лондон, Париж, Берлин, Москва, Пекин, Вена, Нью-Йорк, Токио!

– Согласен. Однако правило может сработать и в обратную сторону. Как и на всякой войне, где сильней оборона, туда направляются дополнительные силы, чтобы разгромить противника. А там, где сопротивление слабое и нет ни промышленных районов, ни крупных городов…

– Предлагаете совсем ничего не делать? Пересидеть битву здесь, в Гвиане? Когда-то французская армия проспала атаку немцев, просидев на линии Мажино…

– Ничего я не предлагаю, Вигару. Вы спросили, что я могу сказать по поводу подводной лодки. Я ответил, что никуда не плыву. Вам известно, как спасается местное население? Они уходят в джунгли. К Амазонке. Подальше от океана. Логика подсказывает, что если цивилизации настал конец, то лучше встретить его где-то вдали от городов.

– Предпочтете бесплатные бананы продовольственным бунтам?

– Предпочту безопасность полной анархии. Впрочем, не претендую на знание истины, и меня вполне устроил бы вариант, при котором все происходящее – катаклизм временный. Но тогда тем более нет смысла куда-то плыть, чтобы потом возвращаться. Вы вольны бежать куда угодно, а я остаюсь. Прощайте, Вигару, было приятно с вами работать. Надеюсь, ваше место на лодке не займет любовница кого-то из местных воротил, выкачивающих из колонии все соки. Советую поторопиться.

– До свидания, Лафардж. Будем вместе надеяться на лучшее. Вы здесь, я во Франции, раз нет никакой разницы, где этим заниматься.

Мысленно пожелав удачи всем спешащим на лодку в надежде обрести спасение, Лафардж вызвал секретаря:

– Доменик!

– Слушаю, – немедленно отозвался тот.

– У меня к вам просьба. Только что состоялся разговор с Вигару…

– Прошу прощения, месье Лафардж, я забыл выключить селектор и случайно подслушал, – неожиданно признался секретарь.

Признание в наушничестве заставило Лафарджа облегченно вздохнуть. Правдивость входила в число самых ценимых им качеств.

– Сделайте нам обоим кофе, пожалуйста. Себе и мне. И раз уж нет необходимости передавать содержание разговора, хотелось бы узнать и ваши мысли по поводу происходящего.

– Кофе уже готов. Но что бы вы хотели узнать?

– Например, не хотите ли вы тоже попасть на лодку?

– Нет, не хочу. И не могу, – ответил секретарь, входя в кабинет Лафарджа, умудряясь открывать-закрывать дверь и удерживать в равновесии поднос с двумя чашками дымящегося кофе, сахарницей и маленьким сосудом, наполненным молоком. Там же, на подносе, на фарфоровом блюдце высились горкой печенья, соленые палочки и квадратики горького шоколада.

– Почему? Нравятся тропики? Или тоже какие-то проблемы дома?

– Совершенно не нравятся. Жара просто убийственная. Радуешься даже аномальным ледяным дождям. Дома проблем никаких нет. Как нет и самого дома. Но есть работа. Здесь.

– Гвианский комплекс – это не просто метеостанция, это и космические технологии, и самое современное оборудование, компьютерный центр, вполне пригодный для ведения любых расчетов, в том числе баллистических. Я прав?

– Отчасти. Но это не важно. Главное вы уловили. В условиях полного хаоса, который не сегодня завтра обязательно случится, кто-то должен будет присмотреть за всем этим хозяйством.

– Вы имеете в виду себя? Не слишком ли тяжелая ноша для молодого человека?

– Мне тридцать шесть. Не так уж я и молод. Поверьте, мне уже не раз приходилось брать на себя ответственность. Дело не в тяжести ноши.

– А в чем?

– Присматривать за всем будете вы, а я стану вашим хранителем. Так что с этой минуты действуйте так, будто вы местный царь и бог. Если сочтете нужным законсервировать комплекс до лучших времен, а у нас, кажется, полно для этого причин, сделайте это.

– Странно, Доменик. Я не получал никаких указаний на этот счет из министерства.

– Будем считать, что вы получили указания через своего секретаря. Единственный нюанс, о котором честно хочу вас предупредить, мне поручено следить, как бы это вернее сказать… за нравственностью работников станции.

– И за моей тоже?

– За вашей тоже. Правда, те, кто отдавал мне приказания, а это был не только министр и уполномоченный по делам Республики, сказал, что вы уже прошли проверку и оснований не доверять вашей деловой порядочности нет. Вы тот самый человек, который находится на своем месте, и будете действовать в интересах человечества, а не чьей-то корысти.

– Польщен. Хотелось бы знать, кто так высоко оценил мою… хм… нравственность… – Лафардж не ожидал подобной новости. И потому несколько растерялся.

– Должность этого человека мне неизвестна, он говорил со мной сразу после того, как на связь вышел министр. Кстати, именно министр и рекомендовал мне эту личность.

– Не тяните кота за хвост. С кем вы говорили, Доменик? С секретариатом ООН?

– Вы знаете этого человека… и даже встречались с ним.

Какое-то предчувствие охватило Лафарджа, и сложно было решить, хорошее или нет, пока не прозвучало имя.

– Он представился как Сэм Шон Айронсайд.

Впрочем, и после того, как прозвучало имя, Лафардж оставался в растерянности.

– Странная рекомендация. Даже не верится, – рассеянно сказал он, снимая с подноса кофейную чашку, пролив едва ли не половину и даже не заметив того.

– Наверное, не самый ваш близкий друг?

– Очень даже не близкий и очень даже не друг, в том и загадка.

– Нет никакой загадки, месье. Так часто случается. Только враг знает точно, какова вам цена, и способен дать настоящую оценку, без скидок на разные обстоятельства. Иногда именно дружба мешает объективности.

– Не важно, Доменик. Наверное, вы правы. Но раз уж зашла речь о порядочости, то если мистеру Айронсайду захочется командовать мною, это у него не получится.